Весна все спишет
Мэр Москвы радуется европейским показателям продолжительности жизни москвичей, а онкобольных, которые покончили жизнь самоубийством, столичные чиновники обвиняют в психической неуравновешенности
Моя бабушка умерла от рака поджелудочной. Уходила она очень тяжело – от жутких болей кричала в голос. Ее не спасал даже морфин, который кололи в больнице. Поэтому я понимаю тех, кто написал в своей последней записке «устал бороться с болезнью». Это, и правда, нелегко.
По данным «Интерфакса», за две мартовские недели в столице покончили с собой восемь человек, страдавших различными формами рака. Городские власти оперативно смикшировали картину – дескать, из них «раковых» была всего половина и нечего проблему на пустом месте раздувать. Конечно, суицид 8 человек, пусть даже не все они были онкобольными, на фоне общей городской смертности - капля в море. За год Москва из своих 12 миллионов теряет 101 тысячу человек (данные за прошлый год). И с точки зрения статистики эти восемь – меньше одной сотой процента. Даже не погрешность.
Вице-мэр столицы по социальным вопросам Леонид Печатников призвал общественность не подменять «всплеском эмоций профессиональный анализ ситуации». Проблемы, конечно, существуют, в лучших советских традициях признался чиновник, но власти над ними работают. В радужности создаваемой работниками мэрии картины столичного здравоохранения сомневаться не приходится. 68,8 тысяч единиц оборудования для больниц и поликлиник, скорая помощь доезжает за 16 минут, учет европейского опыта – вот он, результат деятельности Сергея Собянина на посту мэра! И продолжительность жизни москвичей (а пенсионеров в городе сегодня 23% населения) приблизилась к европейским показателям и составила 76 лет.
Однако суровая действительность, как всегда, отличается от парадного официоза. Не буду спрашивать г-на Печатникова, почему в столичных поликлиниках средняя зарплата с января 2014 года уменьшилась, как минимум, в 2 раза при увеличении нагрузки на врача в 5-6 раз. Или где будут лечить детей после слияния Измайловской и Морозовской больниц (в первой сокращают 380 коек, а во второй новый корпус построят только через 4 года). Не буду вспоминать и прошлогодний скандал вокруг неонатологического отделения детской 67-й больницы, единственной в Москве и области, в которой лечили малышей с врожденным пороком сердца. Именно это отделение хотел, по сути, ликвидировать Печатников.
Так вот, по теме статьи. Главной проблемой для сильно пожилых людей, страдающих раком или попавших в группу риска, становится физическая доступность лечебного заведения. Например, живете вы на Ярославском шоссе. Сдали анализы в районной поликлинике, там заподозрили рак и дают направление в другую поликлинику, где есть соответствующее диагностическое оборудование. Но находится она не близко – на пр.Шокальского, в Южном Медведково. Добраться туда можно с пересадками, преодолев заодно высокие пешеходные мосты над Ярославской ж/д. А если у вас артрит и каждый шаг дается с трудом? Из Медведково вас направят в больницу, находится она в районе ВДНХ. Там посмотрят бумаги и дадут направления на анализы в… районную поликлинику. С результатами этих анализов вы опять едете в больницу, где вам говорят, когда смогут положить на операцию. Срок ожидания от месяца до полугода(!). Причина – огромный поток больных, с которым врачи не справляются. Поэтому и выписка происходит быстро, через 2 дня после операции. Мест нет.
Беда онкобольных не только в сложностях выписки врачами наркосодержащих препаратов и их наличии в аптеках по месту прописки больного. Кстати, из-за этого уровень потребления опиоидных анальгетиков российскими пациентами расценивается Международным комитетом по контролю наркотиков как низкий – менее 200 условных суточных доз на миллион человек в сутки. В развитых странах этот показатель составляет от тысячи до 20 тысяч доз. При этом наркотические препараты необходимы примерно 90 процентам неоперабельных онкологических больных. Разумеется, в таком случае пациент вынужден умирать в муках.
Другая, и не меньшая, беда - в отсутствии системы психологической помощи. «Многие пациенты, услышав диагноз «рак», впадают в депрессию. Они нуждаются в помощи клинического психолога. Часто больные сводят счеты с жизнью, поскольку устают бороться», - говорит член координационного совета «Движение против рака» Николай Дронов. С ним согласен и руководитель правозащитной организации АГОРА Павел Чиков, отметивший, что в нашей стране до сих пор нет культуры паллиативной помощи, цель которой не в том, чтобы вылечить человека, а в том, чтобы минимизировать его страдания.
Если человека нельзя спасти, это не значит, что ему нельзя помочь. В такой поддержке нуждаются не только раковые больные, но и страдающие болезнью Альцгеймера (их в Москве более 70 000) и другими видами старческой деменции. Но, похоже, об этом бывший терапевт Леонид Печатников не слышал. Иначе как мог врач по образованию заявить, что больные раком ушли из жизни потому, что с ними случилось… весеннее обострение. Ну а весной и осенью, сами понимаете, у людей с психическими проблемами всякое случается. Эти решили уйти из жизни – кто из окна шагнул, кто повесился, кто застрелился. Делов-то…
Выстроить работающую систему поддержки больных московские чиновники пока не могут, да и не планируют. Проще и удобней назвать виноватыми самих покойников и весну. Она же, как война – все спишет.
