Александр Шестун; «Тем, кто в СИЗО, кажется, что наступил апокалипсис»
Карантин в «Матросской тишине» глазами бывшего главы Серпуховского района Александра Шестуна
Бывший глава Серпуховского района Александр Шестун уже почти два года содержится в разных СИЗО Москвы, откуда он умудрялся писать книги и вести дневники. В данный момент он содержится в «Матросской тишине», где, по его словам, довольно сложная обстановка, если не близкая к критической. Что происходит внутри изолятора, как оберегают заключенных от коронавируса и оберегают ли в принципе, как ведет себя руководство учреждения – ответы на эти и многие другие вопросы можно узнать из колонки, которую Шестун написал специально для нашего издания.
***
Сейчас любому арестанту действительно кажется, что наступил апокалипсис. И на воле, и в тюрьме. До меня, как и до любого, кто находится в заключении, доходит минимум информации, но насколько я могу судить, рассказов из-за решетки о том, что на самом деле происходит «внутри», попросту нет. Блокируются как данные, входящие в пенитенциарные учреждения, так и выходящие из них. Но я все же могу рассказать то, что увидел внутри «Матросской тишины», и эти картины еще долго будут сниться мне в самых страшных кошмарах.
Сперва о карантине. Закрыты все московские тюрьмы за исключением СИЗО-7 (Капотня), откуда всех заключенных переселили в Бутырскую тюрьму. Теперь в седьмой изолятор поступает основное число арестантов, а после двухнедельного карантина их уже распределяют в другие места. Но это «свежие» арестанты. Те, кто попал за решетку до карантина, находятся в других условиях.
Теперь об изоляции на примере «Матросской тишины», где я и нахожусь. Как всегда, ФСИН сделала как им удобнее, жестко ограничив права заключенных. Запрещены посылки, передачи, письма, газеты, телефонные звонки, свидания. Ограничен вход адвокатам, а если защитнику и удается пройти по индивидуальному разрешению начальника СИЗО Виктора Пастушенко, то встреча проходит через стекло и решетку по телефону. Закрыт вход в «Матросскую тишину» правозащитникам, надзорным прокурорам, священникам. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) рекомендовала России компенсировать отсутствие свиданий увеличением количества телефонных звонков, но в нашей стране, как известно, все через одно место. Вместо этого в дополнение к утренней проверке добавили еще и вечернюю, в ходе которой ты соприкасаешься с большим количеством сотрудников ФСИН, ведь в начале и конце проверки тебя дважды обыскивают. Нужны ли дополнительные контакты?
Тюремщиков перевели на двухнедельное казарменное положение с запретом выхода на волю и возможности пользования сотовыми телефонами. Сотрудницы ФСИН ночуют в комнатах длительных свиданий для осужденных из хозотряда, которых называют здесь «хозбандой» или «козлобандой». Сам начальник СИЗО Виктор Пастушенко тоже все эти две недели безвылазно находится в «Матроске». Скорее всего он ночует в кабинете, а вот рядовые сотрудники ФСИН располагаются в общих камерах тюрьмы. Конечно, не вместе с заключенными...
При этом карантинных мероприятий как таковых нет. Температуру не измеряют, поверхности не обрабатываются санитайзерами, маски не выдают. Мне 55 лет, я болен сахарным диабетом, соответственно, нахожусь в группе риска. Однако в единственной тюремной больнице на всю Москву тестов на коронавирус просто нет. По крайней мере, когда я попросил такой тест, мне было отказано. И до сих пор ничего не изменилось. В коридорах «Матросской тишины» все чаще слышны громкие стуки - заключенные чуть ли не выламывают решетки на дверях и окнах с требованиями прислать врача из-за высокой температуры и кашля. На почти 2000 узников тюрьмы приходится один терапевт. Изредка кому-то удается добиться выдачи таблеток, но пока ни одному арестанту не сделали тест на коронавирус. Чего же тогда стоят заявления ФСИН об отсутствии заболевших в местах заключения?
В «Матросской тишине» есть отдельный корпус «Тубонар», где содержатся больные туберкулезом и ВИЧ-инфицированные, имеющий боксированные палаты, не дающие возможности распространения заразы. Казалось бы, сам Бог велел отдать часть помещений под борьбу с COVID-19, переселить туда людей с тревожными симптомами, но этого не происходит. Все организовано на очень слабом уровне, тюремщики не могут сдержать распространение туберкулеза, большинство случаев заражения которым происходит в неволе. Я неоднократно ездил в автозаке, набитым битком чахоточными, и это при том, что из них выживает меньше половины. Что уж тут говорить о спасении от заражения гораздо более «летучим» коронавирусом. Для понимания дикости сложившейся ситуации приведу простой факт: в соседней от меня камере сидел ВИЧ-инфицированный Воробьев, подцепивший эту заразу уже в СИЗО.
Впрочем, для того, чтобы переделать «Тубонар» в карантинную зону, там пришлось бы решить миллион проблем. Камеры там в ужасающем состоянии, если на ночь не заткнуть железное «окно» в туалете пластиковой бутылкой, то через него вылезут крысы и съедят все продукты. Или покусают и чем-то заразят – это как повезет, здесь есть болезни и пострашнее коронавируса...
Просто поверьте мне наслово, я все это видел собственными глазами. Я вдыхал влажный и затхлый воздух коридоров «Тубонара», через которые прохожу каждый раз, когда меня ведут на свидание или совершить телефонный звонок. Стены покрыты плесенью и паутиной и напоминают скорее интерьеры фильма «Вий». Полнейшая антисанитария. В камерах находятся примерно по 20 заключенных, полностью беззащитных от вируса.
Я описываю действительно страшные картины, от которых бегут мурашки. Но, честно говоря, мне скажется, что если все продолжится в таком ключе, на воле станет не более безопасно, чем в одной из грязных камер «Тубонара». Ведь главные страхи людей сейчас - не заразиться COVID-19, а остаться без средств к существованию. Если и дальше экономика продолжит рушиться, то, вполне вероятно, следует ожидать ухудшение общественно-политической обстановки в России, а следственно - голодные бунты, массовые грабежи и еще Бог знает что. Возможно, самый настоящий апокалипсис...
