Не говорите «автобус сожгли на Кавказе», говорите «автобус сожгли в России»
Трудно найти менее кликабельную новость, чем «на Кавказе напали на правозащитников и журналистов». Это что-то из середины или конца девяностых, когда такие новости шли потоком и вызывали в лучшем случае встречный вопрос – чеченцы или федералы? Посадили в зиндан или увезли в Чернокозово? Слово «правозащитник» – оно вообще откуда-то оттуда, из новостей про Сергея Ковалева, а журналисты, идущие через запятую с этими правозащитниками, – совсем не те кумиры миллионов, на которых телезритель любит смотреть в прайм-тайм Первого канала. Вот Елена Масюк – уже почти двадцать лет не занимается Кавказом, член СПЧ, автор многих фильмов, а и сейчас, если произнесешь где-то ее имя, кто-нибудь обязательно спросит: «Та самая?» Или Андрей Бабицкий – как ни сражайся он сейчас за Донбасс, как ни воюй с украинцами и либералами, все равно он навсегда «тот самый».
Поэтому, наверное, надо как-то отдельно объяснять, что нет давно ни тех чеченцев, ни тех федералов и что правозащитники поколения Ковалева – это уже давно не совсем то, что комитет Игоря Каляпина, а на смену ушедшим в СПЧ или еще куда-то в истеблишмент или на пенсию журналистам девяностых и даже нулевых пришли двадцатилетние, бывшие детьми во время первой и второй войны и сегодня живущие совсем не в той системе координат, которая въелась в сознание людей постарше словами «Минутка», «зеленка», «Чернокозово» и «федералы».
Чечня десятых годов – королевство Рамзана Кадырова, представление о котором нетрудно составить, сначала ознакомившись с его Instagram, а потом почитав что-нибудь, скажем, об убийстве Немцова или вообще о нравах бойцов местного МВД, этого странного плода насильственной любви «чехов» и «федералов» двадцатилетней давности. Чечня сейчас – это не война, Чечня сейчас – это дистиллированный и упакованный в мрамор мир, но бывает такой мир, который как минимум не лучше войны, когда на каждом лице написана какая-то неприятная и страшная тайна, а из-под мрамора раздаются стоны и сочится кровь, которую каждое утро кто-то смывает своей заботливой рукой.
Звучит пафосно, но как иначе? Эти стоны и эта кровь – предмет профессионального интереса молодых юристов откуда-то из провинции, чаще всего с Волги, потому что их руководитель Игорь Каляпин (в кадыровском инстаграме часто звучит имя нарицательное – каляпины; автор имеет в виду «врагов России», «шайтанов» и прочих, кто на самом деле враг – прежде всего ему, привыкшему за годы царствования к беспрекословному подчинению подданных и умилению приезжих) – нижегородец, человек призывного возраста времен первой войны, совсем не тот «Лев Щаранский», над которым любят посмеяться патриотически настроенные идиоты из соцсетей. Каляпин больше похож на героя не диссидентского движения, но голливудского кино, какого-нибудь «Миссисипи в огне», с той только разницей, что за голливудскими героями, приезжавшими выяснять страшные тайны отдаленных штатов, чаще всего стоял как минимум Гувер, а за Каляпиным – только миссия правозащитника XXI века и симпатии двадцатилетних журналистов, привыкших получать от него такой эксклюзив, которого не даст ни один официальный пресс-тур в Грозный. Эти журналисты ехали с людьми Каляпина из ингушского аэропорта в Грозный, и автобус, в котором они ехали, был разгромлен и сожжен боевиками из автомобилей 95-го региона. Журналистов, в том числе иностранных, били палками и досками, в автобусе сгорали их паспорта и техника. В это же самое время офис каляпинского комитета в ингушском Карабулаке (он переехал туда не так давно после разгрома офиса в Грозном, существовавшего много лет)громили вооруженные люди в камуфляже. Россия, 2016 год.
Скопческие нормы журналистской этики, сложившиеся у нас намного раньше наступления нынешней прекрасной эпохи, не позволяют прямо обвинить в этом преступлении боевиков из чеченских силовых структур, а всеобщая любовь к пелевинской картине мира располагает к тому, чтобы рассуждать, что если что-то выглядит как кошка и мяукает как кошка, то на самом деле это не кошка, а черный пиар, чтобы кого-то подставить.
Действительно, сейчас, на фоне слухов о том, что заканчивающийся срок пребывания Кадырова у власти оказался для него не просто формальностью, скандал (международный, ведь среди пострадавших двое иностранцев) с публичными врагами Кадырова, да еще на ингушской территории (а все знают о напряженных отношениях чеченских и ингушских властей) выглядит очень неприятной для Кадырова новостью. Но стоит помнить, что за все постсоветские годы ни разу не было такого преступления, которое, будучи раскрытым, оказалось бы чьей-то многоходовкой, «чтобы подставить» – у нас об этом много говорят, но реального материала на эту тему нет, и реальным организатором преступления чаще всего оказывается именно тот, на которого думали, что нет, он не стал бы так подставляться. Вообще, мотивации «не подставляться» в современной России не бывает – люди, облеченные властью, деньгами и силовым ресурсом, наоборот, обожают подставляться, потому что безнаказанность – это важнейшее их свойство, может быть, они только ради него, а вовсе не ради денег и не уезжают из России, потому что только здесь им будет позволено жить так, как они хотят, – с золотыми пистолетами и прочим.
И поэтому если сейчас, после новостей с чечено-ингушской границы, кому-то кажется, что вот теперь-то начнется – гоните от себя это чувство. Ничего не начнется. Будет традиционное «я не знаю» от Пескова, традиционное «следствие разберется» от Маркина, традиционные утечки от ФСБ через «Росбалт», и дальше тихое затухание скандальной истории – через сутки любой скандал у нас всегда становится тише, через двое суток – еще тише, и так далее до полной тишины. Просто у нас так заведено, просто такая жизнь.
Коллеги из «Медиазоны», The New Times и других СМИ, пострадавшие при атаке боевиков на тот автобус, нуждаются сейчас в поддержке, и случившееся, как и всегда, станет отличным тестом на солидарность, который, тоже как всегда, пройдут не все СМИ и профессиональные организации. Это их дело, конечно, а наше дело – просто иметь в виду, что Россия 2016 года – страна, в которой можно остановить автобус с журналистами и правозащитниками, всех избить, автобус сжечь. Не говорите «автобус сожгли на границе Ингушетии и Чечни», говорите – «автобус сожгли в России», это важно.
