Александр Шестун: «Подмосковный спрут»
Всем известен заказчик моего ареста — губернатор Подмосковья Андрей Воробьев. Координация областных силовиков — прокуратура, ФСИН, СКР, МВД — ведется из красногорской башни. Истинная цель срочного этапа — скрыть следы телесных повреждений. Надзорные органы в упор не хотят замечать грубейшие нарушения закона, отправляя меня на этап чтобы скрыть следы телесных повреждений.
У меня взяли ПЦР-тест и адрес кому сообщить о моем убытии. Дали указание собирать вещи несмотря на:
1) Приговор еще не вступил в силу из-за апелляции на решение Домодедовского суда.
2) Я даже не начинал ознакомление с материалами суда.
3) Мое сообщение о преступлении в Следственный отдел СКР в Кашире не зарегистрировано и не начата проверка по факту нанесения телесных повреждений тюремщиками 21.08.2022, хотя есть справка о побоях, да и прошло более трех дней по закону.
4) Городской каширский прокурор Чернышев С.В. до сих пор не посетил меня несмотря на моей заявление о совершении преступления. Кроме того, массовые публикации с федеральных СМИ: ТАСС, РИА Новости, «Комсомольская правда» обязывают по ст. 144 УПК незамедлительно проводить прокурорскую проверку.
Завершающим аккордом подмосковной рапсодии беспредела композитора и дирижера Воробьева стало посещение председателем ОНК Сергеем Леоновым моей подвальной одиночки.
Сопровождал именитого общественника безмолвный представитель уполномоченного по правам человека в Московской области Екатерины Семеновой, которую помню как министра, курирующего потребительский рынок.
Несложно догадаться, как красивой молодой даме с коррупционным шлейфом удалось телепортироваться из торговли в правозащиту. Гламурный офис Екатерине обустроили в самом элитном месте страны: деревня Раздоры 1-й километр Рублево-Успенского шоссе,1.
Смысл беседы и характер вопросов стал понятен с первых слов высокопоставленных визитеров: «У тюремщиков есть объективные трудности, а медики слишком перегружены…»
Свою «бесплатную» деятельность воробьевские спасители душ узников объяснили стремлением к гуманизму.
Арестанты давно перестали доверять волкам в овечьей шкуре. После благочестивых проповедников в камеру вломилась вся верхушка Каширской тюрьмы со зловещими улыбками и сигаретами в зубах: «У вас, господин Шестун, 20 минут для сбора с вещами!»
— Почему нельзя было предупредить об этапе за сутки, как всех? — спросил я у счастливого начальника оперативного отдела Романа Саликова. — Почему вы курите в камере, где и так дышать нечем?
Меня уже никто не слушал. Десятки рук сгребали продукты вперемешку с бытовой химией. Это избитый прием ФСИН: при этапировании нагадить напоследок — испортить вещи проблемному арестанту. Незакрытый жидкий отбеливатель засунули в продукты, а подсолнечное масло разлили среди документов.
Разумеется, под шумок пропало самое ценное. Перенос вещей в автозак происходил бесконтрольно. Нагретый автозак при аномальной жаре в +32 градуса напоминал печи Бухенвальда. Через несколько часов гаданий в пути о пункте назначения, на выходе мы услышали в стенах какой-то старинной тюрьмы: «Вас приветствует город-герой Калуга!»
