Мы не проигрываем золото, а завоевываем серебро и бронзу
На Олимпиаду приехали наши лучшие спортсмены, но запас прочности оказался не соответствующим высочайшим требованиям.
Вместо того чтобы сломя голову бежать в Олимпийский парк, я брел в противоположную от станции метро «Стратфорд» сторону по Рэмфорд-роуд. И не то плохо, что брел, удаляясь от грядущего наследия в сторону повседневной депрессивности (от Стратфорда олимпийского к моему обиталищу, то есть Стратфорду настоящему), а то плохо, что уже должен был сидеть на трибунах BasketballArenaи восхищаться американской дрим-тим. Которой все восхищаются, но болеют против Леброна Джеймса и компании — надо же иметь хотя бы видимость интриги. Говорят, на этот вечер на арену был один свободный билет, и стоил он официально 730 фунтов стерлингов — с ума сойти можно, и это матч группового турнира, пусть и с вывеской США — Аргентина!
А повернул я в другую сторону потому, что надо было срочно суммировать впечатления. То есть садиться за ноутбук и на ночь глядя втискивать в газетные рамки то, что видел и слышал за два-три дня. Перспектива представлялась не очень радостной, но я себя утешал тем, что с верхотуры сборно-разборной арены (снаружи она напоминает надутый кубик) все равно почти ничего не видно, а баскетбольные небожители сверху такими совсем не кажутся. В этом я уже успел убедиться, когда они играли с литовцами, а я периодически спускался в пресс-центр к телеэкранам.
Да что жалеть… Я и на лебединую олимпийскую песню Елены Исинбаевой не успевал категорически. При определенных усилиях с угла Сент-Джеймс и Пикадилли, где располагается гостеприимный офис Всероссийской ассоциации летних олимпийских видов спорта, наверное, мог бы добраться до Олимпийского парка и ухватить финальную часть соревнований по прыжкам с шестом. Но что-то подсказывало: проиграет. Без медали Исинбаева не останется, но проиграет. Преодолевать ради этого три пересадки с кордоном, подъем на самый верх главной арены без особой надежды найти свободное местечко — не очень хотелось. У меня в этот день позади были две пресс-конференции, три олимпийских объекта и увиденное живьем пятое российское золото. Всё что надо рассмотрел на большом экране в баре офиса. Мне показалось, что, завалив последний прыжок на высоте 4,80, Лена даже чуть улыбнулась. Как будто груз сбросила.
Она не проиграла золото, она выиграла бронзу. Если про все российские медали второй и третьей категории именно «выигрываются», почему про Исинбаеву нужно писать «проиграла»? Ну да, двукратная олимпийская чемпионка, мировая рекордсменка, но с победных времен много чего изменилось и в мире, и в ней самой. Не все могут, как доминиканец Феликс Санчес, второй раз победить на Играх спустя восемь лет, будучи уже в преклонном для дистанции 400 метров с барьерами возрасте (34 года).
На пьедестале почета Санчес рыдал навзрыд. В дождливом Лондоне нынче вообще плачут много — не только проигравшие, но и победители. Победители, может быть, плачут даже чаще.
Роман Власов, «греко-римлянин» из Новосибирска, который в воскресенье прервал серебряное заклятье российской сборной, признался, что хотел заплакать, — но не смог. Не потому, что сдержался, а потому, что даже на это сил не осталось. Сидевший на трибуне старший брат Артем, который и привел маленького Рому в борцовскую секцию, в момент награждения плакал. Младший это видел. Подобные личные откровения на пресс-конференциях можно услышать нечасто.
Золотого медалиста Власова и двух бронзовых призеров — Татьяну Петрову-Архипову (марафонский бег) и Мингияна Семенова (греко-римская борьба) — чествовали и пытали в офисе Олимпийского комитета России на следующее утро после завершения соревнований. Это совсем другое дело, нежели лезть к людям в душу тогда, когда они еще там — на ковре или на дистанции. Я понимаю и принимаю необходимость работы в микст-зоне, но, честно говоря, формат «с пылу с жару» ненавижу.
К Татьяне Петровой-Архиповой после завершения официальной части и положенных случаю церемоний (автограф на стене, общая фотография) у меня был один индивидуальный вопрос, который я успел задать, перехватив инициативу у двух телекомпаний: какие мысли помогают ей тогда, когда на марафонской дистанции бывает особенно трудно?
— В самом начале мысли приходят самые разные, о многом успеваешь подумать. А дальше, когда ситуация усложняется, в голове остается одно: держаться и терпеть, терпеть и держаться. Больше — ничего.
Ну кто бы упрекнул Петрову, по мужу — Архипову, что она не добралась до золота? Кто знает, чего ей стоила борьба с превосходящими силами соперниц на последних километрах? Да и вообще было как-то неловко предъявлять претензии тем нашим спортсменам, которые «довольствовались» вторым или третьим местом. Максималистская позиция (всё — или ничего) может быть у спортсмена, но не у нас с вами.
Софья Великая, вице-чемпионка турнира по сабле в женском одиночном разряде, умница и красавица, вообще первым делом публично поддержала тех ребят, которые по тем или иным причинам остановились в шаге от пьедестала. У нас и в самом деле четвертых мест в самых разных видах было примерно столько же, сколько и серебра.
…На вопрос, почему нашим спортсменам часто не хватает последнего шага, исчерпывающий ответ не сможет дать ни один человек. Во время пресс-конференции президента Олимпийского комитета России Александра Жукова в «Русском парке» формулу пытались найти совместными усилиями. Но, как мне кажется, Александр Дмитриевич стремился к этому меньше всего. Понятно, что прозвучала знакомая (и в чем-то справедливая) аргументация: первая половина Олимпиады для российской команды обычно менее удачная, чем вторая; опыт показывает, что соотношение медалей разного достоинства придет в соответствие (недобираем в одном — доберем в другом); что каждая олимпийская награда есть огромный успех; что четыре года назад в Пекине картина была примерно такой же, как сейчас в Лондоне, и что китайцев в 10 раз больше, чем россиян, — отсюда и выбор. При этом факт явного недобора в медалеёмких дисциплинах — таких, как плавание, стрельба, велосипедный спорт, не говоря уж о академической гребле, — не оспаривался.
Может быть, несколько вопросов, затрагивающих самые болевые точки российского спорта, нужно было адресовать не президенту ОКР (в конце концов, подготовка спортсменов высокой квалификации не является прерогативой Олимпийского комитета). Но за неимением других ответственных лиц приходилось доставать Александра Жукова. Когда речь зашла о разных подходах, я спросил, какая система управления спортом (в том числе спортом высших достижений) является наиболее приемлемой для России: та, которая была на вооружении в СССР и более чем успешно освоена и доработана китайцами, — или система западного образца, наиболее эффективно действующая в США? Когда в ответ прозвучало, что у нас будет развиваться российская система, я попросил расшифровать, что стоит за этим понятием. В ответ услышал, что копировать никого не нужно, к советскому прошлому возврата нет, но использовать положительный опыт и восстанавливать то, что доказало свою эффективность, — необходимо.
Позже один умный человек скажет мне: «Чего ты хочешь от спортивного руководителя, если руководители государства не знают, куда вести страну и куда она идет на самом деле?» Будто я сам этого не знал…
Если мы при этом еще чего-то добиваемся, пусть и теряя позиции (в том, что борьба за третье место по количеству золотых медалей уже проиграна, не сомневается никто), само по себе удивительно. Через два дня руководитель Союза стрелков России Владимир Лисин одной из главных причин неудачи во вверенном ему виде спорта назовет отставание в технологии управления и отсутствие конкуренции на внутреннем уровне: в Лондон приехали лучшие, но запас прочности оказался не соответствующим высочайшим требованиям. Кстати, Лисин еще в мае говорил, что Олимпиаду в Лондоне мы проиграли не сегодня и не вчера.
Проигрывать, правда, можно по-разному.
…Первым человеком, кто мне встретился на подступах к Уимблдону, была Мария Шарапова. Она шла, обсуждая со спутниками планы на сегодняшний вечер. По виду первой ракетки мира совсем не чувствовалось, что позади был финал в женском одиночном разряде с ее участием, — я даже засомневался, а играла ли она сегодня с Сереной Уильямс вообще. Оказалось — увы, играла. Но так, что задавать какие-то вопросы было бессмысленно. Как и утешать — в утешении Маша, как мне показалось, не нуждалась.
Через час две ее подруги по команде, Надежда Петрова и Мария Кириленко, в полуфинале парного женского турнира на Центральном корте дадут бой сестрам Уильямс. Аудитория разделится примерно наполовину и будет проживать каждое мгновение этого незабываемого матча. И все для меня придет в соответствие — и сам Уимблдон как культовое пространство, и неповторимая атмосфера каждого его уголка, и то, что происходило в этот вечер на корте. Как ни странно, поражение нашей пары не оставило чувства безнадежности — я сидел в окружении английских болельщиков, и они меня разве что не поздравляли с победой. Было понятно, почему.
На следующий день Петрова и Кириленко возьмут заслуженную бронзу. На следующий же день великий спортсмен Валерий Борчин упадет как подкошенный за километр с небольшим до финиша дистанции спортивной ходьбы на 20 км. Он потеряет сознание потому, что неистовая воля к победе (а он ведь мог спокойно финишировать вторым) в какой-то момент войдет в неразрешимое противоречие с возможностями организма. Это будет не медальная, а человеческая драма со счастливым концом — возвращением к жизни.
Поздним вечером 80-тысячный Олимпийский стадион замрет перед стартовым выстрелом главного забега Игр — мужской стометровкой, и мне придется, презрев политкорректность, рявкнуть на моих не в меру темпераментных соседей, испанца с итальянцем (они вели репортажи прямо по мобильным телефонам и не умолкали ни на секунду). Когда они замолчат, Усэйн Болт начнет свой бег и через несколько мгновений его закончит. Не в таком гордом одиночестве, как четыре года назад, но разве в этом дело?
Озаренная фотовспышками чаша стадиона будет похожа на звездное небо.
