Субтотальный здравохран
Фельетон
Стояло не по-московски прохладное декабрьское утро. Привычно скользя по нечищеному центру столицы и проклиная «понаехавшего» мэра и всех его замов, министр здравоохранения России Вероника Скворцова пробиралась на встречу с Президентом страны. Разговор в Кремле предстоял серьезный и непростой, о выполнении Послания главы государства.
«Сил уже больше нет, - тоскливо жалилась себе Вероника Игоревна, - им-то хорошо… Вот Воробьев отдолдонил перед журналистами про «всегда готов» и делает лучше остальных – и галочка в кармане. А мне про что Ему рассказывать?». Министр подавленно вздохнула. «Буду давить на беременных и компьютеризацию, - подумала она. – Про СПИД не буду, а то, не дай бог, спросит почему ВИЧ-инфицированных в хосписы не пускают и почему они мрут на дому». СПИДа Скворцова боялась больше всего – нет, лично министру чума XX века уже не угрожала, но отвечать за пандемию на просторах России в условиях мировых санкций и повального импортозамещения ей очень не хотелось…
- Как вы и поручали, в шестнадцатом-семнадцатом году мы уже окончим формирование трехуровневой системы помощи беременным женщинам и недоношенным детям. – Министр нервно сглотнула слюну и продолжала. – Уже сейчас это приносит свои результаты…
…Президент слушал главу минздрава терпеливо и сдержанно. Вида, что ему было скучно и что он ей совсем не верит, не подавал. Скворцова судорожно сжимала фиолетовую папочку с шпаргалкой, заботливо подготовленной пресс-службой. Глава страны был непроницаем, хотя в начале беседы пару раз кивнул. Ему явно хотелось поскорее закончить этот спектакль.
«Мамочки! Сейчас точно спросит, почему онкобольные нормальных таблеток не получают, почему в Москве депздрав лекарства закупает в 11 раз дороже, чем покупают сами больницы… Чертов Махсон, чертова Федермессер!».
Скворцова заметалась. «Ой-ёй-ёй-ёй-ёй… сейчас начнется…». Министр поняла, что моральной пытки ей не избежать. Ментальный диалог обеспечен.
И точно. Взгляд Главного словно остановился. Президент очень не любил, когда его обманывали, и в таких ситуациях просто смотрел на собеседника. Говорили только глаза.
«Эх, Скворцова, Скворцова, и что ты мне горбатого лепишь? Зачем сказки рассказываешь? - читалось в этих глазах. – Ты лучше объясни, почему мне в Администрацию каждый день сотни обращений по твою душу приходят? Почему наше замечательное здравоохранение заняло 72-е место из 80-ти в мировом рейтинге? Почему объем бесплатной медпомощи стал меньше на 9%? И почему половину населения волнует не Украина с Сирией, а состояние здравоохранения у нас, здесь? А, Вероника Игоревна?»
Поняв, что «попала», Скворцова медленно начала краснеть, но решила не уступать и сдала пару козырей.
- Показатели по младенческой смертности у нас лучше, чем в Еврозоне и в Америке!
Президент чуть поотпустил вожжи и довольно кивнул. Скворцова, воодушевившись, продолжала:
- А с 18-го года мы будем удовлетворять все потребности в высокотехнологической помощи, примерно 1 миллион операций в год! У нас не будет очередей!!
Но про очереди Президент уже не слушал. «Ну реагируй ты, реагируй! Сидит как истукан!», министр была готова порвать Первого.
«Нет, Скворцова, ты мне все-таки ответь, почему люди каждый день на твою реформу жалуются? – президентские глаза отчего-то вещали издевательским голосом актера Охлобыстина в роли доктора Быкова. – Почему из 130 000 сел и деревень медпомощь можно получить только в 45 000? И почему, министр Скворцова, число госпитализаций на селе сократилось в 10 раз? Всего за год! Здоровее стали? Или просто все вымерли?».
Министр почувствовала, как краснеет левая щека и шея.
- Сейчас к единой компьютерной системе подключено более 14 000 медицинских организаций, - попыталась вслух отбиться она. - Но медицинские программы, информационные, используют чуть более четырех с половиной тысяч….
«Господи, что же я несу… всего одна треть использует… это провал», стучали в голове Скворцовой молоточки профессора Плейшнера. Президент недовольно поерзал на стуле и наклонился вперед. Уголки губ сурово опустились.
- С учетом того, что у нас в системе около 700 тысяч работающих врачей, мы за ближайшие годы надеемся сделать это фактически субтотальной системой, - дрожали, срываясь на шепот, губы министра. А шея предательски краснела и краснела…
«Какая, к черту, субтотальная система, Скворцова? – президентско-охлобыстинский вопрос окончательно добил главу минздрава. – Это у тебя субтотальная гиперемия! Да! 140 тыщ коек, 90 тыщ медработников сократили за два года. А в стране 55 тыщ врачей и 90 тыщ медсестер не хватает!! Зачем тогда сократили? Можешь объяснить? До больниц по 100-200 километров, в ФАПах, даже новых, воды горячей нет. В Псковской области по 10 ФАПов в год закрывается – некому лечить. Ну какие тут компьютеры???!»
- Движение, безусловно, есть вперед, но вы слышали - я и в послании об этом говорил, - проблем, нерешенных задач еще очень много, - Президент решил дать главе Минздрава кусочек пряника после краткого, но вполне тактильного сеанса мозготерапии. – Надеюсь, что в наступающем году все это будет учтено в практической работе.
Президентские глаза смотрели холодно и колко, как иголки кремлевских елей на почетных гостей парадов на Красной площади. Скворцова не помнила, как выбралась из Кремля. Городские улицы были все также не чищены, москвичи, чертыхаясь и проклиная Собянина с Ликсутовым, давились на автобусных остановках, подчиненные Бирюкова осваивали бюджет, сажая немецкие липы по полтораста тысяч за штуку. «Лучше бы я на место Печатникова пошла… - жалела себя министр. – И никаких забот. И гиперемию бы подлечила».
Раздумья прервал звонок пресс-секретаря. «Вероника Игоревна, - метался в трубке голос Салагая, - СМИ просят комментария по скандалу вокруг 62-й больницы, по Махсону! Что говорить-то?»
- Расскажи им про субтотальную компьютеризацию! И вообще, пусть спрашивают у Печатникова, это его функционал!
«Нет, на Москву тоже не хочу, - подумала про себя министр. – Займусь лучше гиперемией!» И она улыбнулась. Жизнь все-таки удалась.
