Сталин и Чавес: может ли вождь победить коррупцию?
Смерть Уго Чавеса, почти совпавшая во времени с 60-летием ухода И.В.Сталина, стала не только поводом поговорить о вкладе двух этих лидеров в историю развития и своих стран, и мирового социалистического движения, но и стимулом для обсуждения преимуществ и недостатков авторитарного стиля управления.
Среди его преимуществ, о которые неустанно повторяла и пропаганда, и авторитетные специалисты, неизменно отмечался более высокое качество государственного управления, создания в ее системе "административных заповедников", почти свободных от коррупции. Действительно, как показывает практика, определенное "закручивание гаек", которое почти всегда происходит в политической системе государства, которым правит харизматичный и склонный к вождизму национальный лидер, на определенном этапе позволяет существенно минимизировать злоупотребления среди среднего слоя бюрократии. И если, они не компенсируется их расцветом на самом верху, то это становится одним из существенных достижений политического режима. Как раз о нем трубит пропаганда, спорят эксперты и с ностальгией вспоминают потом многие поколения простого народа.
И все же насколько эффективна "авторитарная прививка" от поражающего все тело государственного аппарата коррупционного синдрома? Насколько выстраивание "жестких схем" может компенсировать риски и соблазны, коренящиеся в самой природе человека?
Как всегда бывает в таких случаях, когда спорят о "красном" и "шершавом" однозначных ответов на поставленные вопросы быть, скорее всего, не может. Да, на определенном этапе своего развития путем, в т.ч. репрессивных мер, задействования принципов мобилизационной экономики, режим способен существенно снизить средний уровень коррупционных проявлений. Однако, опыт показывает, что любая, даже максимально приближенная к идеальной социальная система не может быть "заморожена" в этой "почти идеальной" точке навсегда или, хотя бы, надолго. Причем, это характерно и для авторитарных, и для демократических моделей. Все помнят, что за высшим расцветом афинской демократии времен Перикла следом наступил жесточайший кризис военных поражений и олигархического правления...
Социальная среда, как и среда природная базируется на принципе тотального отрицания пустоты. Освободив общественно полезные площади от коррупционных сорняков, жесткая власть лишь дает шанс для их новых поколений или "генетически модифицированных" - более устойчивых к противодействию "биологических" видов коррупции. Так, после Великой отечественной войны, находясь на пике своего могущества, Сталин неожиданно столкнулся с потоком коррупционных злоупотреблений со стороны генеральской верхушки армии-победительницы. Еще вчера маршалы победы, охотно клавшие силы, здоровье, свои и чужие жизни на алтарь Победы, превратились, по сути дела, в обыкновенных мародеров, организовавших целые трофейные команды для вывоза материальных ценностей из оккупированной Германии на личные дачи.
Пару лет назад довелось стать свидетелем одного интересного разговора, в котором всплыли интересные и, уверен, неизвестные даже исторической науке подробности вывоза имущества из ставки Гитлера. Если когда-нибудь мэтры отечественного кино надумают снимать фильм о последних днях Гитлера в подлинных исторических интерьерах (!), наверняка можно будет разыскать адрес одного московского дома, где вся эта обстановка до сих бережно сохраняется...
Читатель резонно возразит, что мебель, дубовые панели и ковры из имперской канцелярии - это все-таки сущие мелочи на фоне того невиданного коррупционного разгула, который мы имеем сегодня. И, конечно, будет прав во всем, за исключением, пожалуй того, что именно эти "мелочи" были по тем временам, на фоне почти отсутствующей как массовый феномен коррупции настоящим ЧП. Причем, вовсе не районного, а государственного масштаба.
К 60-летию ухода Вождя всех народов и начала периода "безотцовщины" целой страны вспомнили и о конвертах с наличными для сталинской номенклатуры, введенных по инициативе Сталина, чтобы хоть как-то компенсировать существенно возросшие нагрузки на партийно-советский аппарат. Даже проводились неуклюжие параллели с современными конвертами, которые чиновники средней руки ждут уже не от заботливого вождя, а сами "организуют" по мере своего аппаратного веса и влияния на решение тех или иных вопросов. В свете недавней инициативы Минтруда о "черном списке" фраз, которые желательно исключить из чиновничьего лексикона можно было бы провести сравнение с настольной книгой каждого бюрократа сталинской эпохи - "Краткого курса истории ВКП (б)" и с "Моральным кодексом строителя коммунизма", как наследия более поздней, но тоже в своих основах - сталинской эпохи.
Их объединяет присущее во все времена и все эпохи стремление власти к выстраиванию максимально функциональных систем управления, минимизации человеческого фактора, исключения всегда заложенного в нем риска чрезмерного приобщения чиновника к прочно привязанным к функции управления возможностям и соблазнам. Каким бы эффективным национальным лидером не был Уго Чавес, в венесуэльской государственной нефтегазовой компании PDVSA будут оставаться ровно такие же возможности для коррупции, как и в российском "Газпроме". Значит ли это, что необходимо по завету неолибералов провести тотальную приватизацию? Конечно, нет. Любая массовость, кампанейщина, как и концентрация власти и управления в одних, даже самых "гениальных" руках порождает в конечном счете только новые возможности для злоупотреблений. Значит ли, что, если коррупцию не победить одними только репрессивными способами, от них необходимо отказаться совсем? И снова отрицательный ответ...
Историки, исследующие сталинскую эпоху, как и деяния других великих, уже давно пришли к выводу, что главной силой и основой успехов жестких режимов личной власти является гибкость, умение чутко реагировать на исторические и социальные запросы, использовать широкий арсенал методов управления, всю "клавиатуру власти". Как это ни парадоксально, но, чем сильнее закручиваешь гайки, тем лучше для этого должна быть смазка. В эпоху, когда уже многие порядком подзабыли даже о самом существовании гаечных ключей, об этом, право, не грех задуматься снова...