Убийственная медицина

«Общая газета» посвятила немало материалов отечественной медицине. Мы поднимали проблему оптимизации в здравоохранении, которая фактически вынудила врачей думать сначала о прибыли, а уж потом о пациентах.

Например, мы рассказывали о том, как сотрудники центральной райбольницы в Балашихе обращались с жалобой в профсоюз «Альянс врачей», заявив, что стоматологов заставляли ежемесячно переводить на счет больницы по 15 000 рублей. Схема была простой: врач должен навязать пациенту платные услуги, и часть денег потом отдать начальству.

Писали мы и о том, как чиновники сначала имитируют заботу о гражданах, а потом забывают про свои обещания. Как один из примеров тому, отмена проекта онкоцентра в Новосибирске. Осенью 2017 года Новосибирскую область возглавил Андрей Травников, и одним из его первых решений был приказ остановить строительство центра. И это в регионе, который является одним из лидеров по количеству смертей от рака.

И если людям в обычной жизни получить необходимую медицинскую помощь порой весьма непросто, что уж говорить о те, кто находится в местах лишения свободы. Мы много знаем про то, что на зонах живется не сладко, но то что поведали миру журналисты Радио Свободы, вообще ввергают в шок …

Начнем с того, о чем не станут вещать главные телеканалы страны, и прочие СМИ, которые власти считают «традиционными» и, даже не попадающими под новый закон о фейках. А говорим мы о том, что на сегодняшний день в Екатеринбурге официально объявлена эпидемия ВИЧ. И это при том, что Свердловская область и так лидер в стране по числу заболевших на сто тысяч населения.

Часть больных отбывает наказание в местных колониях. И они составляют пятую часть всех заключенных – пять из двадцати пяти тысяч «сидельцев». Лишь малая часть из них получает необходимое лечение.

Согласно справке, предоставленной пресс-службой ГУФСИН Свердловской области, только за первых два месяца этого года в лечебно-исправительных учреждениях региона скончались в общей сложности 25 заключенных. 12 из них умерли от СПИДа. То есть, фактически половина.

«Амнистия» по причине смерти

Одна из местных жительниц, с которой пообщались корреспонденты «Свободы» – Анна – рассказала, как потеряла в колониях Свердловской области сразу двух близких людей: сына и мужа. Сыну Алексею дали пять лет по «наркотной» статье за хранение курительной смеси.

Еще в СИЗО у 22-летнего парня диагностировали ВИЧ. Сокамерники напугали его рассказами о побочных эффектах от лекарств, а местные медики толком ничего не объясняли. Поэтому Алексей от приема антиретровирусной терапии отказался.

Комментируя журналистам подобную ситуацию, руководитель центра социальной помощи «ЛУНа» Людмила Винс, сама многие годы живущая с ВИЧ, говорит, что инфицированным прежде всего нужна психологическая и информационная помощь. А в тюрьмах больные люди остаются со своими проблемами один на один, «актуальную» информацию в виде разных «страшилок» получая от своих сокамерников, а не от врачей.

Да и с необходимой медицинской помощью, по словам Людмилы Винс, в колониях, мягко говоря, дело обстоит слабо. По статистике за 2018 год, всего 48% ВИЧ-инфицированных людей в свердловских местах лишения свободы получают нужное лечение.

В апреле 2016 года Анне сообщили, что ее сын, находившийся в то время в ИК-2, попал в больницу с высокой температурой, после чего его отправили в лечебно-исправительное учреждение №51 Там отбывают наказание и параллельно лечатся заключенные, больные туберкулезом и ВИЧ.

Женщина вспоминает, что Алексей однажды ей звонил – и в его голосе была радость. Здесь, по его словам, условия содержания были намного мягче.

Однако, вскоре парню стало хуже. При этом, как потом узнала Анна, когда Алексей перестал подниматься с койки, ухаживали за ним другие заключенные. Местному медперсоналу до «тяжелых» больных не было никакого дела. Укол и то не всегда вовремя сделают. А уж выносить «судно» из-под больного или постельное белье менять медперсонал здесь и вовсе не приучен.

В конце концов, Алексей написал заявление на прием ВИЧ-терапии. Однако в то время его врач уже была в отпуске, а заменить ее было то ли некем, то ли просто этого делать не стали. Так что, заявление ждало, пока врач отгуляет положенное время.

Когда медик вернулась на работу, Алексей уже находился в коме. Анна дозвонилась до нее, но в ответ выслушала крики и обвинения в адрес самой матери, которая якобы и виновата и в болезни сына, и в том, что он вовремя не согласился принимать препараты.

Анна пошла к начальнику больницы Григорьеву с просьбой посодействовать, чтобы ее сына отпустили на свободу по болезни. С равнодушным лицом человек, дававший клятву Гиппократа, ответил отчаявшейся матери, что он,  в общем-то, не против освобождения ее сына, поскольку ему выгодней, чтобы больные умирали дома, а не в его учреждении. Отписываться не надо.

Только освобождение заключенного по состоянию здоровья – дело хлопотное, долгое и зачастую неблагодарное. Лечащему врачу надо подать заявление, обосновав его на все сто, потом зеку-пациенту придется пройти медкомиссию, и только потом эти документы идут в суд. Это месяцы и месяцы.

К тому же, по мнению сотрудника свердловского управления ФСИН Александра Левченко, позиция прокуратуры и суда в этих вопросах долгие годы остается твердой: «Он преступник – пусть умирает в колонии!».

Поэтому врачи подают на актировку очень редко и когда уже понятно – человеку осталось совсем ничего. Общественный наблюдатель Ольга Вековшина полагает, что тяжелобольных и отпускают в самый последний момент как раз для того, чтобы не портить показатели. Умер в колонии – ЧП, умер в метре за воротами зоны, все – в статистику эта смерть уже не идет.

Сын Анны умер в тюремной больнице. На третий день после похорон убитая горем мать получила письмо, в котором говорилось, что Алексея освободили по состоянию здоровья и, она может забрать его домой. Здесь, как говорится, без комментариев.

Идите умирать домой

Анна признается, что после этого письма едва не наложила на себя руки. Но, словно почувствовав ее состояние, женщине из колонии позвонил Илья – заключенный, который лечился вместе с ее сыном. У него туберкулез и ВИЧ.

Они проговорили полночи, и женщина немного отошла от горя. А потом они решили расписаться. Несмотря на то, что все ее знакомые крутили пальцем у виска.

Вскоре после женитьбы у Ильи началось обострение болезни. Но теперь, наученная горьким опытом, Анна пошла не в ноги падать тюремным медикам, а прямиком к адвокату.

Юрист Роман Качанов оказала серьезную поддержку, а член Общественной палаты Дмитрий Халяпин побывал у Ильи в колонии. И это сработало. В апреле прошлого года женщина забрала мужа домой. Правда, мужик ростом за сто девяносто при выходе из колонии весил чуть за пятьдесят килограммов и с трудом передвигался.

Анна пыталась мужа лечить, обращались в разные больницы. Но мужа хватило лишь на восемь месяцев. Противотуберкулезная терапия вроде помогла, а потом дала побочный эффект. У Ильи развилась кишечная непроходимость. Илью прооперировали, но вскоре после операции он умер.

Анальгин от всех болячек

Еще один наш сегодняшний герой – Петр – лежал в ЛИУ-51 в той же палате, что и Алексей с Ильей. У него тот же диагноз – туберкулез и ВИЧ. Недавно освободился по УДО. Сейчас Петр – инвалид с нарушениями опорно-двигательного аппарата, носит корсет и пытается дождаться очереди на бесплатную операцию на позвоночнике.

По его словам, он не раз попадал в больницу при обострении болезни. Но толку от этого нет, поскольку «к таким, как я, у врачей отношение не лучше, чем в колониях. Если у человека ВИЧ, то тебя в нормальных поликлиниках держать никто не хочет».

ВИЧ-инфицированных в Екатеринбурге лечат в Свердловском областном центре профилактики и борьбы со СПИД. Но фактически это лишь поликлиника. Специального стационара для таких больных в регионе нет. При заболевании, к примеру, пневмонией, еще могут отвезти в тубдиспансер. В других больницах ВИЧ-инфицированных пациентов, по их собственным рассказам, от них отмахиваются, даже не скрывая причины.

Попав в колонию, Петр сначала тоже отказался принимать антиретровирусную терапию. От других заключенных много слышал про страшные побочные эффекты. Пытался выяснить про это у тюремных медиков – но в ответ лишь грубость и фразы типа «знай свое место». Поэтому люди живут лишь надеждой, что пройдет само. Не проходит.

Когда больным становится совсем плохо и, они уже не встают с постели, им поначалу помогают другие заключенные. Но и им бывает не до других болящих – сами еле ходят. А помощи от врачей нет. Если человек слег, считай обречен.

По словам Петра, атмосфера в тюремных больницах тяжелая, люди морально подавлены, многие просто сдаются. Он вспоминает смерть молодого Алексея, сына Анны, и недоумевает. Мол, у него самого больше двадцати лет стаж употребления наркотиков, но при одинаковом диагнозе с Ильей, молодой парень ушел из жизни, а он еще живет.

Петр твердо уверен, что молодого парня сгубила тюремная среда. Холодный карцер, куда сажают и больных и здоровых, отсутствие квалифицированной медпомощи и лекарств.

«Если тебе стало плохо – придет врач, разломит анальгин пополам – это тебе от головы, это – от ж…ы. Смотри, не перепутай. Вот и все лечение», – вспоминает Петр.

Скорбь и слезы за красивой статистикой

Правозащитник и писатель Алексей Федяров, сам бывший осужденный, говорит, что к медицинской статистике ФСИН доверия нет. По его словам, там «все построено так, чтобы люди не могли обращаться к медикам за помощью». А раз не обращаются, значит здоровы.

Федяров не понаслышке знает, как заключенные живут в сырых бараках, работают по 12-14 часов в невыносимых условиях, а попасть к врачу – это целая проблема.

Да и попав на прием, рассчитывать на адекватное лечение не приходится. Когда прием у тюремного врача занимает полминуты, а из лекарств – только парацетамол да аспирин, что от этого толку, если у человека какое-то серьезное или хроническое заболевание?

При этом руководитель пресс-службы ГУФСИН Свердловской области Александр Левченко дает красивую статистику, считая, что ситуация с медицинскими услугами в колониях области едва ли не лучше, чем на свободе, а процент смертности за «колючкой» ниже, чем в некоторых «свободных» районах.

По мнению Левченко, улучшается и статистика освобождения тяжело больных заключенных. Только за прошлый год на волю вышли 132 человека. Примерно столько же освободили за два предыдущих года в совокупности.

Другое дело, что статистику смертей среди граждан, вышедших из тюрьмы по болезни, никто не ведет. Но, по мнению, общественного наблюдателя Ольги Вековшининой, половина из них вскоре после освобождения уходит из жизни. Фактически людей отпускают домой умирать. Но зато со статистикой смертности в колониях региона все в порядке.

При этом тюремных медиков никто не наказывает за их откровенное равнодушие к людям. Во-первых, потому, что врачей в тюрьмах просто не хватает – если их увольнять, кто работать будет? Во-вторых, эти «лекари» – просто часть большой бесчеловечной системы наказания, попав в которую даже здоровому человеку выжить непросто. А уж неизлечимо больному оказаться за решеткой – это почти смертный приговор. Суды его сегодня не выносят. За них это делает тюремная медицина.

Наверняка, сюжет об умирающих в зонах Свердловской области больных ВИЧ услышит и главный врач страны Вероника Скворцова. Но об этом министр российского здравоохранения не скажет на всю страну. Да и зачем, если всегда и так есть чем удивить общество.

Недавно Скворцова посетовала, что смертность в России в несколько раз выше, чем во многих странах Европы. И тут же рассказала, кто портит всю статистику – мужчины, большинство из которых умирает в раннем возрасте от алкоголя. Не плохая медицина, бедная жизнь, «убитая» экология, тяжелый труд за копейки, криминал или что-то еще. Именно алкоголь. Вечный враг человечества и лучший «крайний» для властей – ведь на него можно списать что угодно, не тратя средств из бюджета на здоровье людей. Так может и лечиться тогда будем спиртом, как говорится – помирать, так с «беленькой»!