Трудовые споры могут вырасти в политические волнения
Замалчивая информацию о стихийных трудовых конфликтах, власть рискует обернуть недовольство против себя
Центр экономических и политических реформ (ЦЭПР) подсчитал количество резонансных протестов против работодателей в 2016 году. Его выводы сильно разошлись с аналогичными данными Росстата. По данным федеральной службы, в прошлом году в стране прошли всего три забастовки, в которых участвовало 58 человек. ЦЭПР, со своей стороны, зафиксировал 1141 резонансных трудовых конфликта, из которых более 200 вылились в протесты. Причем в 80% случаев граждане протестовали против задержки или невыплаты зарплат, чаще всего в сферах обрабатывающего производства, строительства, ЖКХ. «Отличились» Сахалинская, Свердловская, Нижегородская, Владимирская, Костромская и Липецкая области, Приморский, Хабаровский край, а также Москва. Часто задолженность по зарплате возникала в конце 2015 года и больше всего – в 2016-м. Социальная напряженность также росла на протяжении года. Во втором квартале трудовых конфликтов было на 15% по сравнению с первым, в третьем – в два раза по сравнению со вторым.
Кроме задолженности по зарплате, к трудовым конфликтам приводили массовые сокращения, снижение зарплат и переход на неполное рабочее время.
Пятая часть конфликтов выливалась в различные протесты: забастовки, голодовки, массовые акции и т.д. Они проходили как на крупных предприятиях (с участием 100 и более человек), так и в сравнительно небольших коллективах. Причем цели достигали менее половины акций: только в 40% случаев долги по зарплате были погашены.
Данные Росстата рисуют совсем другую картину. В 2016-м – три забастовки с участием около 60 человек, что значительно меньше, чем год назад. Статистическое ведомство в 2015 году зафиксировало пять забастовок с участием 833 человек.
Откуда такая разница между официальной статистикой и исследованиями ЦЭПР? В Центре уточняют, что Росстат руководствуется сложной методикой подсчета, куда попадает далеко не всякий трудовой протест, а только соответствующий определенным критериям. Например, забастовщики, чтобы «попасть на карандаш» Росстата, должны четко сформулировать свои требования, вести переговоры с работодателем, искать совместный компромисс. Подробный механизм описан в ст. 410 Трудового кодекса. Стихийный протест в таком случае остается вне поля статистики, а ведь это тоже выражение недовольства, часто связанное с приостановкой трудового процесса.
ЦЭПР руководствуется в своих подсчетах данными СМИ, добывая информацию в нескольких поисковых системах и с помощью комбинирования запросов. Также Центр пользуется оценками различных региональных экспертов.
Замалчивание реальных трудовых конфликтов способствует тому, что они загоняются вглубь и не решаются. Власть не успевает перехватить «острую» фазу конфликта, и он переходит в хроническую болезнь. Бывает, что органы власти сознательно игнорируют проблемы, что также усугубляет их.
Эксперты ЦЭПР отмечают, что трудовые протесты имеют конструктивный характер. Бастующим нужно решить конкретные жизненные задачи, и их действия направлены против работодателя. От власти в этом случае они ждут поддержки. Однако если не находят, то трудовой протест может перейти в политический, предупреждают авторы исследования. Ведь, несмотря на нашу знаменитую «вертикаль власти», порой даже поддержка из федерации тонет в бюрократических проволочках и согласованиях на региональном уровне.
Впрочем, как поясняет «Независимой газете» руководитель отраслевого отделения «Деловой России» Сергей Варламов, социальная напряженность между работодателями и работниками хоть и растет в последнее время, до реального кризиса далеко.
По его словам, сложности в экономике приводят в ряде случаев к снижению зарплат и там, где будут явные нарушения трудового законодательства, вероятны социальные протесты. Но в политические они могут вылиться лишь косвенно и только там, где власти могли справиться с проблемой, но по какой-то причине не сделали этого.