«Полицейские методы» в борьбе с инакомыслием в адвокатуре
12 июля 2016 года Квалификационная комиссия Адвокатской Палаты Московской области (АПМО) вынесла заключение о том, что в некоторых своих публичных выступлениях я, адвокат Игорь Трунов, нарушил целый ряд статей Кодекса профессиональной этики адвоката (КПЭА).). В связи с чем меня надо лишить статуса адвоката.
Так что, если раньше я защищал других людей, выиграв немало резонансных процессов, то теперь приходится защищаться самому, защищаться от своих же коллег по цеху. И происходит это во многом потому, что беды нашей судебно-правовой системы, увы, не миновали, и институт адвокатуры. Ведь, по сути, отдельные его деятели пытаются преследовать «инакомыслящих», тех, кто во имя чистоты профессии адвоката критикует действия «чиновников от адвокатуры». И вот они, будучи публичными людьми, начинают страшно «оскорбляться», взяв на вооружение манеру преследования оппонентов из мира реальной чиновничьей бюрократии. На мой взгляд, это очень опасная ситуация. Она чревата нанесением институту адвокатуры действительного, а не выдуманного, урона, чревата подтачиванием ее авторитета в глазах тех граждан, которым завтра может понадобиться наша квалифицированная защита.
Развиваем систему или боремся с неугодными?
Уровень развития адвокатуры – один из главных индикаторов состояния защищенности прав и свобод человека, в том числе права на справедливое судебное разбирательство и квалифицированную юридическую помощь. Институт адвокатуры – живой организм, который развивается, требует, в случае «болезней», лечения или, как минимум, обсуждения причин недуга и поиска путей для его устранения. Лично я никогда не искал легких путей, и тем более, не искал удовлетворения корыстных амбиций посредством работы по профессии. Всегда старался следовать принципам честности и профессионализма, соблюдая все этические принципы адвокатуры, полагая, что она сама как институт должна показывать пример эффективной и полезной работы саморегулируемой структуры гражданского общества, построенной на демократических принципах управления. Потому что, будь иначе, она не сможет выполнять свое главное предназначение – защищать права и свободы человека.
Пока же, если говорить о «моей» ситуации, разбирательство по части нарушения мной адвокатской этики начато по инициативе президента АПМО Алексея Павловича Галоганова. И делается это лишь потому, что я посмел выступить с критикой Галоганова, бессменно занимающего руководящую должность уже не первое десятилетие и намеренного, как я подозреваю, занимать ее пожизненно. Здоровую критику с моей стороны приравняли к «подрыву» устоев адвокатуры, согласно известному принципу, что, мол, «государство – это я». Только здесь будет «Галоганов – это адвокатура». Критические высказывания, сделанные в том числе публично на одной из моих пресс-конференций, на мой взгляд, огульно объявлены «негативными и порочащими», «выражающими недоверие к Президенту АПМО» и, стало быть, подрывающими доверие к адвокатуре в целом. Интересная, конечно, экстраполяция.
Причем замечу, что вышеупомянутое заключение Квалификационной комиссии АПМО более чем наполовину составлено из надерганных цитат моего выступления на пресс-конференции, где я возражал против намерения лишить меня адвокатского статуса. То есть, намерение лишить статуса было УЖЕ ЯВЛЕНО и выразилось в определенных действиях в этом направлении, в том числе президента АПМО. Моя пресс-конференция 1 февраля была, по сути, выступлением в свою защиту. И вот берется текст этого выступления, раздергивается на цитаты, призванные доказать «оскорбительный и подрывающий авторитет адвокатуру» характер моих действий, и кладется в основу, по сути, обвинительного заключения.
И что интересно: в распоряжении Квалификационной комиссии было заключение лингвистической экспертизы доктора филологических наук, доктора юридических наук, профессора кафедры судебных экспертиз Института судебных экспертиз Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) Елены Игоревны Галяшиной. Где, в частности, сказано: «… негативно-оценочные высказывания и критические суждения сделаны в лингвистически корректной форме, не являются оскорбительными, не содержат унизительных или уничижительных сравнений, и не содержат слов или оборотов, буквальное значение которых выражало бы неуважение Трунова И.Л. по отношению к Галоганову А.П.. Критическая направленность высказываний Трунова И.Л., имеет своей целью произвести разбор сложившейся ситуации, высказать свое личное негативное отношение к неправомерности действий Президента палаты по возбуждению в отношении него дисциплинарного производства». То есть «корректные» высказывания признаны подрывающими авторитет? Где тут, простите, логика?
При этом сам изначальный мотив принятия против меня предварительного решения о лишении меня статуса адвоката, как бы уходит в сторону. А ведь мой конфликт с президентом АПМО начался не 1 февраля 2016 года, когда я «вдруг» и «непонятно с чего» стал его «оскорбительно» критиковать, а гораздо раньше. Когда я взял на себя смелость оспорить очередные выборы А.П. Галоганова на должность президента АПМО и выступить с критикой целого ряда аспектов деятельности АПМО под его руководством. Да и конфликтом я бы это не называл. Просто кому-то очень хочется все свести к личным отношениям, что совершенно не соответствует действительности.
Опасный прецедент
Начнем с того, что мои критические замечания, в частности, в адрес Галоганова нельзя считать действиями, связанными именно с профессиональной адвокатской деятельностью. Я ведь выступал не в ходе судебного процесса по защите или обвинению Галоганова. А федеральный закон №63 определяет адвокатскую деятельность как «квалифицированную юридическую помощь». Я ему, заметим, и не помогал. В данном случае Кодекс профессиональной этики адвоката (КПЭА) не может расширительно трактовать «адвокатскую деятельность» как все, что делает адвокат в течение 24 часов, что он говорит и о чем думает. Даже в силовых структурах, представители которых часто оппонируют нам, адвокатам, в суде, есть понятие «при исполнении служебных обязанностей» и «не при исполнении». Кроме того, в самом же КПЭА указано, что «не могут являться допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства обращения, основанные на действиях адвоката, не связанных с исполнением им профессиональных обязанностей».
Участие в пресс-конференции или круглом столе не является, адвокатской деятельностью. Иначе, если трактовать понятие «адвокатской деятельности» слишком широко, то можно дойти до абсурда: тогда под нее подпадает и политическая деятельность, и, скажем, участие в телепередачах типа игры «Что? Где? Когда?» и т.д. Там тоже применять КПЭА? Или все же следовать федеральному законодательству?
Ситуация опасна еще и тем, что предпринимаемое сейчас против меня разбирательство может возыметь прецедентный характер и впоследствии распространиться на всех адвокатов. Включая даже и вполне бытовые случаи пусть это покажется сегодня кому-то курьезным и совершенно невозможным. Поругался, к примеру, адвокат с женой, что-то не то сказал на частном празднике при общем веселье, а потом адвокатская палата будет, как в «старые добрые» советские времена разбирать «аморальное поведение гражданина такого-то». Потому что все что угодно может быть сочтено «умаляющим авторитет адвокатуры», если расширительно трактовать понятие «адвокатской деятельности».
Безгрешных людей, как известно, не бывает. Но желающих «первым бросить камень» в коллегу, если он чем-то не угодил начальству, может найтись немало. Особенно тщательно ведь будут искать у тех, кто осмелится защищать оппозиционных политиков, вести дела против государства, задевать в ходе процесса те или иные неприглядные стороны деятельности могущественных структур, влиятельных частных или государственных корпораций. К чему это может привести? К тому, что адвокаты будут бояться произнести лишнее слово вне судебных стен, будут ходить строем и помалкивать о своей гражданской позиции, если таковая расходится с официальной позицией начальства? Разве такая адвокатура нужна нам сегодня?
Давить и не пущать?
Но и это еще не все. Критикуя П.А. Галоганова, я критиковал его вовсе не как адвоката. Я ни в коей мере не ставил под сомнение его сугубо профессиональные качества квалифицированного юриста. Но дело в том, что, будучи юристом, адвокат Галоганов должен различать себя, выступающего, скажем, в суде в процессе осуществления профессиональной деятельности, и себя «не при исполнении». Так вот в роли президента АМПО – он не при исполнении адвокатской деятельности, а «осуществляет публичную не адвокатскую деятельность, представляя адвокатскую палату в отношениях с органами государственной власти, органами местного самоуправления, общественными объединениями и иными организациями, а также с физическими лицами, действуя от имени адвокатской палаты». Разрешение законом совмещать эту публичную деятельность с адвокатской как раз является указанием на то, что это ДВЕ РАЗНЫЕ деятельности.
При этом сам Галоганов в суд с иском о защите чести, достоинства и деловой репутации, или хотя бы с жалобой в Квалификационную комиссию на адвоката Трунова, якобы его оскорбившего, не обращался. От его якобы «поруганного» имени действуют доброхоты из АПМО. Сам же он, как следовало из устных заявлений его собственного адвоката, претензий к Трунову не имеет. Странная ситуация, если не сказать - абсурдная.
Хотя в данном случае формально, вроде, и не сам президент АПМО инспирирует против меня дисциплинарное производство, однако я сильно сомневаюсь, что это делается не по его наущению и не с его ведома. Тем самым получается, что руководство адвокатскими палатами создает себе возможности, которые, как знать, могут быть еще и формализованы в ближайшем будущем. Речь идет о возможности заводить дела и разбирательства против отдельных неугодных членов саморегулируемой организации. В моем случае – за то, что я, в частности, посмел указать на важность следовать принципу сменяемости руководства. В отношении кого-то другого завтра найдется другой повод. По сути, тем самым адвокатуру толкают к такой же пагубной ситуации, которую многие сегодня критикуют в отношении практики работы председателей судов, когда они с помощью тех или иных мер дисциплинарного или иного воздействия оказывают, по сути, давление на судей, влияя на результаты рассмотрения дел и умаляя тем самым в глазах граждан сам принцип независимости и беспристрастности судебной системы. Неужели адвокатуру толкают к такой же практике? Президент Федеральной палаты адвокатов уже получил право возбуждать дела. И теперь аналогичная «вертикаль власти» выстраивается, как можно понять в том числе из моего дела, и на региональном уровне?
Мне также вменяют в вину, что я «позиционировал себе как адвокат», критикуя руководство АПМО. Однако позиционировать себя на пресс-конференции можно как угодно, и участие в таком мероприятии не становится адвокатской деятельностью. Писатель, выступая на разные темы, тоже позиционирует себя как писатель, но его выступления напрямую не относятся к его творчеству. Полицейский, приходя в магазин за покупками, может «позиционировать себя» как полицейский, но его действия не являются действиями по защите правопорядка. Политик может называться политиком, помогая, к примеру, благотворительному фонду или работая на субботнике, но такая помощь, строго говоря, не является его партийной и политической работой. Он выступает в личном качестве, как, к примеру, выступая и автором какой-нибудь научной статьи. Основные положения о роли адвокатов, (принятые VIII Конгрессом ООН 1990 г. в Нью-Йорке) ст. 23 которого предусматривает, что адвокаты, имеют право на свободу высказываний, участие в публичных дискуссиях по вопросам права, отправления правосудия, обеспечения и защиты прав человека.
Почему нельзя критиковать Галоганова, выступающего в качестве публичного деятеля? Совершенно непонятно. Публичная деятельность в том числе предполагает готовность адекватно воспринимать любую критику, а не «оскорбляться» по малейшему поводу.
Тем более, что А.П. Галоганов – не просто президент АПМО и непросто именно в таком качестве публичный деятель. Он еще и член политического совета партии «Единая Россия» в Московской области, возглавляющий один из ее партийных, сугубо политических проектов «Сеть правовой защиты населения». В проекте участвуют более 3000 адвокатов Московской областной палаты, чья деятельность оплачивается из средств АПМО, т.е. из взносов, собираемых со всех адвокатов АПМО. И как мне кажется, в гонении на меня, организованном в форме дисциплинарного дела, замешана еще и сугубо политическая составляющая.
Политика оказалась важнее?
И здесь стоит обратить внимание на следующие обстоятельства. А именно: политический функционер, выступая в ипостаси президента АПМО (что формально, конечно, не запрещено, но тоже наводит на мысль о некотором противоречии нормам адвокатской этики) подписал в свое время соглашение Московского областного регионального отделения «Единой России» с Адвокатской палатой Московской области. После чего председатель другой политической партии – «Демократическая Правовая Россия» - Игорь Трунов, памятуя, что политический проект «ЕР» финансируется, как он это понимает, в том числе за деньги, собираемые в качестве взносов в АПМО, и что 3000 адвокатов, по сути, оказываются в роли функционеров одной из партий, обращает внимание на это странное, по его мнению, обстоятельство. Которое как раз более подходит под определение «подрыва авторитета». Причем не только адвокатуры, но и всей действующей политической системы в стране - по крайней мере, в части ее выборного законодательства, ибо создает искусственные преимущества для одной из партий, причем в год парламентских выборов.
И что в ответ? А в ответ – организованная кампания за исключение Трунова из АПМО и лишение его статуса адвоката. Можно ли это понимать как использование уже инструментов самой АПМО (в частности, ее Квалификационной комиссии) как орудий в уже политической борьбе? Или этот вопрос уважаемый г-н Галоганов тоже сочтет оскорбительным? И вообще, с каких пор сведения, которые были озвучены мною в процессе дискуссии, проводимой в форме круглого стола (или пресс-конференции), и содержавшие никем никогда не оспоренные и общеизвестные факты, распространенные ранее в открытых источниках от собственного имени и от имени иных лиц под видом проверенных данных, стали вдруг трактоваться (как в заключении Квалификационной комиссии) как «создающие негативно эмоционально-оценочную окраску и усиленно-отрицательный фон»? А тот аргумент, приводимый ранее мною, что надо закрепить законом ротацию руководства Адвокатских Палат, - он, получается, может быть теперь отметен как создающий «усиленно-отрицательный фон»? Притом, что А.П. Галоганов возглавил Московскую Областную коллегию адвокатов еще в 1988 году, то есть уже 28 лет тому назад.
А задавать неудобные вопросы относительно того, на что конкретно расходуются 64 миллиона ежегодных взносов АПМО - это тоже «усиленно-негативный фон»? Или финансирование АПМО регионального проекта правящей партии является «целевым» расходованием средств? Невольно напрашивается сравнение с некоторыми высказываниями депутатов из той же «Единой России» насчет того, что, дескать, борьба с коррупцией чуть ли не подрывает основы Государства Российского.
Но разве тем самым президент АПМО и его сторонники не пытаются просто заткнуть рот критикам их методов работы? Разве не является попытка лишения меня адвокатского статуса местью за мою попытку привлечь внимание к тому, что одно и то же лицо занимает руководящую должность в органах управления адвокатским сообществом в течение многих лет? С каких это пор столь примитивные методы, считаются возможным использовать в профессиональном общении внутри адвокатского сообщества? Те, кто пытаются это делать, сами подрывают авторитет адвокатуры.
Автор - Председатель Президиума коллегии адвокатов «Трунов, Айвар и партнеры»,Президент Союза Адвокатов России Председатель политической Партии «Демократическая правовая Россия», Профессор. Доктор юридических наук. Кандидат экономических наук, Академик РАЕН
«Полицейские методы» (оценочное суждение)
