Художник не может писать коров на холсте, где запечатлена его муза
В воскресный день с женой моей мы вышли со двора. «Я поведу тебя в музей», - сказала мне жена. Это - нетленка, ее не вытравить из головы ничем. Сергей Михалков умел писать как для пионеров, так и для пенсионеров. А повела меня жена на выставку холстов художника Александра Герасимова с изображением Сталина и его эпохи в бывшем музее Ленина. «И входим, наконец, в большой красивый красный дом, похожий на дворец». Так как известно, что наша история есть непредсказуемое прошлое, о чем Сергей Михалков, разумеется, «не знал», он писал о вечности данного чистилища. Ошибся, с 2012 года здесь Музей Отечественной войны 1812 года.
Никак не можем дойти до зала экспозиции Герасимова. «А вот в этом зале меня принимали в пионеры», - не может скрыть эмоции жена. Вокруг полно таких же духоподъемных лиц. Сергей Михалков просто как ночной кошмар: «И вдруг встречаем мы ребят, и узнаем друзей. То юных ленинцев отряд пришел на сбор в музей».
«А потом нас повели в Мавзолей, где в гробах лежали Ленин и Сталин», - последнее впечатление об этом торжественном дне нынешней пенсионерки. Дети видят лучше. Для взрослых вожди лежали в Мавзолее, а для детей – в гробах. А где же еще лежать должны были усопшие. И последняя вишенка. Моя пенсионерка родилась в день смерти Ленина.
Такая прелюдия захода к Сталину была просто необходима. Ведь приходишь на выставку аромата эпохи, а его надо уловить. Своды музея этому помогают. Я не москвич, но посетил музей еще абитуриентом МГУ. Впечатлило количество подарков Сталину из Средней Азии. В том числе, облик Сталина на коврах. Но эти изображения стерлись из памяти, а картины Герасимова вечны. В моем родном сибирском Сталинске плюнуть было нельзя, чтобы не попасть….брр… Кстати, после переименования Сталинска в 1961 году в Новокузнецк, памятники Сталину как и в Москве сейчас киоски, сносили тайно ночью. Но лет десять назад так же тайно поставили алюминиевого вождя перед проходной алюминиевого завода. Так что и киоски скоро появятся.
Странно, но в зале экспозиции Герасимова пахнет не то уксусом, не то ацетоном. Сильно пахнет, навевая всякие нехорошие ассоциации с серой. Я первый раз вижу начало экспозиции с демонстрации малозначительных для нас сегодня всяких удостоверений художника о занимаемых им постах, главный из которых – первый президент Академии художеств СССР, четырехкратный лауреат Сталинских премий.
Вождь любил своего государственного художника. Это очевидно. Любовь есть иррациональное чувство. Но Александр Герасимов лучше других уловил, что больше всего любит Сталин в себе. И он льстил ему до карикатурности. На всех его картинах Иосиф Виссарионович неживой, это статуй вроде его тезки Иосифа Кобзона на сцене. У Сталина на картинах Герасимова нет лица – это одна и та же маска. Непроницаемая, без малейшей возможности выйти на код доступа. Глаза пустые, так пишут глаза художники, не имеющие понятия о том, что есть душа, а глаза - ее зеркало.
А вот своего покровителя Климента Ворошилова художник писал очень даже тепло, луганский слесарь весьма обаятелен и человечен рядом со Сталиным. Герасимов писал вождя в статике, это позволяло делать фигуру, о которой говорят «аршин проглотил», «грудь колесом». А потом появлялись песни, про сокола Сталина, который орлом стоит у Герасимова на высоком берегу реки с биноклем в руках. А внизу – бесконечная кавалерия, танки, поезда на мостах, самолеты в небе. Кстати, никто не подсказал Александру Михайловичу, что не строили русские деревни на лугах, заливаемых по весне рекой. Но это так, мелочь. Намного важнее было изобразить охранника сзади в белом полушубке. Чтобы он не торчал дураком, Герасимов посадил его, охранника, на вздыбленного коня, как Медного всадника в Ленинграде. Что-то мне вспомнились рисунки детей в анимационных загонах крупных торговых центров. Летят самолеты, плывут пароходы, пушки стреляют. И все умещается детской рукой на формате А4.
Есть у меня подозрение, что Александр Герасимов понимал очень хорошо свою роль и роль близких его товарищей в искусстве. Его полотно «Художники на даче у Сталина» - это тайный Фрейд. Герасимова, Бродского и Кацмана, – трех главных художников того времени, как пишет искусствовед Шишкин, привез к Сталину Климент Ворошилов. Искусствовед полагает, что «Герасимов картину создал немножко с издевочкой».
Что такое, почему лица Бродского и Кацмана, их позы напоминают позы застывших в ожидании команды собак. Но собаки в такой позе прекрасны. А лица художников мерзки, половые в кабаке выглядят более достойно, чем подобострастные лучшие художники СССР. Это потом, когда начнут снимать «Приходите завтра», они начнут биться в истерике над своими произведениями и крушить скульптуры рабочих и колхозниц.
А как же видит самого себя Александр Михайлович в этой судьбоносной для него ситуации, когда Сталин делал выбор на замещение вакантной должности его придворного художника. И тут я отдаю ему должное – да также, а попробуй он по-другому. Но Герасимов спрятал себя в кокон. Если те просто сидят, то Герасимов сидит с блокнотом, он делает зарисовки вождя, он при деле, его лицо озабочено. И Сталин ему не мешает,понимая важность момента, ведет разговор с другими. Ай, молодца.
«Была ли муза Герасимова сломлена необходимостью служению вождю или, наоборот, нашла свое предназначение и расцвела в лучах его покровительства», - задает вопрос директор Исторического музея Алексей Левыкин. И сам отвечает, что выбирает второе. Имеет полное право директора.
Но как звали музу Герасимова? Есть у меня подозрения, что ее имя Иосиф Виссарионович Сталин. Служить он ей служил, это неоспоримо, но любил ли он ее? Служила ли она ему вдохновением? Не знаю. Но когда муза умерла, Герасимов привел доказательства, что он ее ненавидел. И дал мертвой музе страшного пинка.
На холсте, получившем название в народе «Два Вождя после дождя», который художник, видимо, признал неудачным, и затем заново начал работу над знаменитым оригиналом картины Сталина и Ворошилова на пустынном мосту напротив Кремля, после смерти Сталина Герасимов почему-то стал писать на нем картину «Колхозное стадо».
Получился потрясающий художественный документ эпохи. Сталин и Ворошилов, как спустившиеся с неба боги, у ног которых в оцепенении стоят безликие доярки с велосипедами и ведрами среди лежащих на лугу коров. Скот и народ у ног вождей, умри Денис….
Конечно, Герасимов и представить себе не мог, что когда-нибудь с его «стада коров» аккуратно снимут верхний слой, а там такой соцарт. Что думал художник, даже если и была необходимость сэкономить на холсте, неизвестно. Но творец не может писать коров на холсте, где запечатлена его «муза».
И все же, была она, была у Александра Михайловича. И он успел оставить свидетельства своей любви к ней. Настоящей, плотской любви художника. Его полуобнаженные женские тела в картине «Половецкие пляски», которую он написал после смерти Сталина, в государстве, в котором не было секса, вызвали шок. Эротизм картины зашкаливает, уносимые в свои шатры половцами танцующие рабыни, женская грудь как символ вожделения у государственного художника…. Ох, непрост был этот сталинский придворный художник, ох, непрост.
