А грозы здесь дикие

Щекотливый для экспертов «Золотой маски» вопрос «Зачем это привезли?» не возник ни разу. Нравится — не нравится, дело другое, но в стыдливых скидках на географию ни одна из трех постановок не нуждалась. О том, что спектакли сделаны вдали от столиц, говорил разве что хронометраж: фестивальная публика, привыкшая к тому, что любой сюжет, особенно знакомый, можно прокрутить за два часа, высказывалась в антрактах в том духе, что не худо бы действие сократить.

Режиссеры, кстати, старались: Вячеслав Кокорин ужал текст «Последних» Горького, жестко расставил акценты и срубил в нижегородском ТЮЗе крепкий спектакль, в котором излишеством кажется лишь музыкальное оформление, наводящее на мысль, что патетику можно измерять как громкость, в децибелах. В остальном все лаконично, сурово и грамотно. Семья Коломийцевых переживает революционную ситуацию (отец — бывший жандарм — больше не может управлять, а дети не хотят подчиняться), поэтому Кокорин намечает конфликт предельно внятно. О характере персонажа можно судить по пальто и походке. Если в чем-то длиннополом, особенно шинели, значит, наверняка решительного нрава, что и подтверждается тяжелой походкой и умением стучать кулаком по большому и вечно пустому столу — символу распавшихся семейных связей. Если же пальтишко или юбчонка короткие и персонаж норовит бежать за кулисы, как будто в страхе, что сейчас получит в лоб, надо говорить об интеллигентности или юном смятении чувств. Пустая сцена подсвечена гирляндами лампочек — вот и звездное небо над нами, а с нравственным законом внутри глядите, что случилось: символический ряд читается как букварь.

«Гроза», поставленная в Магнитогорске Львом Эренбургом и анонсированная экспертами «Золотой маски» как один из фестивальных хитов, — полная противоположность «Последним». Что хит — чистая правда: приз зрительских симпатий — в студию! На «Грозе» зал аплодировал во время действия каждой репризе, а их Эренбург насочинял столько, что текст Островского впору за ненадобностью убрать совсем. Этот театр так расстилается перед зрителем, точно тульские пряники на трассе продает. Мимо дома Кабанихи я без шуток не хожу. Иные шутки и недурны, но кажется, что еще немного — и сам режиссер выскочит на сцену и пойдет вприсядку, только бы доставить зрителю радость. Весьма мастеровитая театральная попса. В конце, разумеется, истерика с парой клинических ноу-хау: у Бориса, Катерининого любовника, оказывается, чахотка, а у Кабанихи — алкоголизм: долго тетка крепилась, на веру уповала, а как невестка загуляла, так выпила в одиночку бутылку водки, влезла на стол и давай небеса проклинать.

Лучшее в «Грозе» — декорация Алексея Вотякова: длинные доски перекинуты через забор как качели; наклонишь в одну сторону — крыша избы, в другую — мостки над Волгой. За забором под мостками налит небольшой бассейн, но из зала видно только его отражение в зеркальном листе над сценой: эффектно.

В пермском спектакле «Сиротливый Запад» эффектности — ноль. На сцене обшарпанная гостиная в ирландской дыре — любимом месте действия драматурга Мартина Макдонаха (за которого в Перми взялись, как ни странно, раньше, чем в Москве). Братья, один из которых на днях застрелил отца, собачатся из-за чипсов и дрянного виски. Местный священник, отчаявшись разнимать двух идиотов, в христианском порыве закладывает за них собственную душу, но в трагикомической Ирландии Макдонаха от благородных порывов ничего не меняется.

Вот и в спектакле Сергея Федотова все как сто лет назад, за исключением разве что чипсов, вкус которых обсуждается, как произношение слова «бигмак» у Тарантино. Режиссер и актеры пермского театра «У Моста» понимают, что пьесы Макдонаха самоигральны и главное — попасть в их неторопливый ритм. А уж будут ли ворчать в какой-нибудь Москве, что не худо бы действие укоротить раза в два и двигаться поживее, — это дело десятое. Ничего, обождут, чай не «Криминальное чтиво» играем. Настоящему ирландцу в Перми спешить некуда.