В плену у собственной армии
По подсчетам издания «Вёрстка», с февраля как минимум 1 793 российских военнослужащих отказались от участия в войне. Не всем из них удалось вернуться домой. Ранее СМИ сообщали о десятках солдат, которых удерживают в городе Брянке Луганской области. Но СМИ стало известно о формировании общего центра для «отказников», где насильно удерживают не менее 234 военнослужащих из разных областей фронта. Родственники говорят, что те находятся в подвалах и других закрытых и охраняемых помещениях: их склоняют продолжить воевать. Разбираемся, как военнослужащие пытаются отказаться от участия в войне, что происходит с ними потом и почему командование не готово отпускать солдат и офицеров.
В начале июля Александр (имя изменено) — 23-летний российский военнослужащий — написал рапорт о том, что хочет прекратить участие в нынешних боевых действиях на территории Украины. Вскоре после этого он оказался в подвале в городе Брянке Луганской области.
По данным российских правозащитных организаций и СМИ, с начала войны служащие из 22 регионов сообщили о том, что не хотят воевать. Издание «Вёрстка» посчитала все случаи, о которых стало известно с конца февраля: по открытым данным, как минимум 1793 россиянина заявили, что хотят сложить оружие (подробное описание расчётов — в последнем блоке материала. — Прим. ред.).
Александр — не единственный, кому не дали отказаться от участия в боевых действиях и отправиться на родину. По данным издания, в Брянке удерживают как минимум 234 служащих. Эта цифра основана на информации, которую получили родственники военных. В списках фигурируют 114 имён: их военнослужащие передали родным. Ещё о 120 людях, которых удерживают в Брянке, они рассказали семьям по телефону (ранее СМИ сообщали как минимум о 37 военных).
Родителям некоторых военнослужащих также сообщили, что в Брянке формируется специальный центр для «отказников», где с ними проводят беседы и убеждают вернуться на фронт. Правозащитники, с которыми связалась «Вёрстка», склоняются к мнению, что такой центр действительно существует. Но официального подтверждения этой информации пока нет.
Военные эксперты считают, что в будущем отношение к «отказникам» будет только ухудшаться. То, что солдаты и офицеры отказываются воевать, несёт для армии и страны не только имиджевые потери, но также политические и стратегические.
Брянка: специальный центр для отказников
Александр находился на территории Украины с конца марта. Его отец Василий (имя изменено) рассказывает, что с самого начала выступал против войны и отговаривал сына от участия в ней. «Был один такой момент, когда я ему сказал: „Если вдруг ты туда пойдёшь, для меня тебя нету“», — вспоминает он.
И всё же сын ушёл на службу. Впервые он позвонил отцу через месяц. Тогда, как вспоминает Василий, им с сыном удалось спокойно поговорить. Но позже Александр перестал рассказывать Василию подробности о том, что с ним происходит, и начал общаться «шифрами».
«Говорил так: „Я нахожусь в булочке с виноградной начинкой“. Город Изюм, значит, то направление, — вспоминает Василий. — Потом мы общались очень редко и только переписывались, в WhatsApp. Вдруг он стал присылать мне сообщения с вопросами, что будет, если отказаться от службы. Спрашивал очень издалека, как будто бы не для себя, а для его сослуживцев. Но я сразу понял, к чему он клонит».
В пятницу, 8 июля, Александр рассказал отцу, что подал рапорт. Вместе с ним это сделали ещё несколько контрактников из сахалинской военной части. Также он рассказал, что теперь его вызывают на встречу с неким генералом, чтобы «обсудить» решение.
В следующий раз Александр вышел на связь только через несколько дней. Он рассказал отцу, что находится в подвале в городе Брянке Луганской области. Вместе с другими военнослужащими, написавшими рапорты, его доставили туда после встречи с генералом.
На сегодняшний день, как говорит Василий, его сын провёл в подвале уже около двух недель. Вместе с ним там находятся как минимум 33 военнослужащих. Их принуждают разгружать склады. Александр присылал отцу фотографию списка имён, составленного от руки, — он пояснил, что это имена всех военных, которые оказались в подвале. В распоряжении издания есть эта фотография, но подтвердить точность и подлинность списка невозможно.
Александр также рассказал Василию, что военнослужащих, написавших рапорт, ставят перед выбором: из подвала они могут или вернуться в свою часть и продолжить службу, или перейти в другую часть, но также остаться на фронте.
Вечером 19 июля Александр написал отцу, что двух военнослужащих увели из подвала в СИЗО. Что случилось с ними дальше — неизвестно.
«В последний раз сын выходил на связь минут 15 тому назад, — рассказал Василий 20 июля. — Он сказал: „Если меня сегодня заберут, я с тобой связываться не смогу. Можно пацаны будут с тобой связываться?“. Я ответил: „Обязательно“».
Мама другого военнослужащего, 22-летнего Артёма Горшенина из Самарской области, Фатима Горшенина рассказала, что её сын оказался буквально в плену у собственной армии 12 июля. Вместе с другими солдатами его закрыли в подвальном помещении без электричества, еды и воды.
Как рассказывает Фатима, до начала войны её сын Артём проходил службу в войсковой части 09332 на территории оккупированной Абхазии. У границы с Украиной он оказался 18 февраля, а с 24-го числа его инженерно-сапёрная рота находилась на территории соседнего государства. Артём с апреля подавал рапорты об отказе от продолжения службы и участия в войне. Кроме него, это делал ещё 81 военнослужащий из той же части.
«Их майор принимал рапорты, но никакие меры не предпринимались, ничего не делалось, — говорит Горшенина. — Он сказал им: „Как будет замена, я вас поменяю“. Ребята ждали, а потом собрались, сдали оружие и ушли из части».
Дальше, как рассказывает Фатима, Артём вместе с одним из сослуживцев добрался из Херсонской области до крымского города Джанкой почти на сутки. На месте они пошли в местную ФСБ, сообщили о себе и своей ситуации. Там они встретили пятерых военнослужащих из их части и десятки других солдат.
Силовики, как рассказывал матери Артём, пообещали, что всех военнослужащих доставят в Абхазию. Там они якобы смогут повторно подать рапорты и расторгнуть контракты. Вместо этого самолет с 120 военнослужащими на борту приземлился в Ростовской области. Оттуда их группами на вертолётах перевезли в Брянку.
Сначала мужчин поместили в здание местной школы. Артём говорил, что вместе с ним там находятся более 160 человек. Позже, как пересказывает Фатима слова сына, их вывезли в неизвестное место в 10–15 километрах от школы, разделили по группам в 20 человек и закрыли в подвалах. Там, по словам Артёма, функции охранников выполняли сотрудники частной военной организации, называвшие себя «музыкантами». Фатима считает, что речь идёт о ЧВК Вагнера.
«Когда ребят привезли в Брянку, мы звонили в часть, командиру роты, командиру базы. Я спрашивала, что они собираются делать, почему они их не забирают, — рассказывает Горшенина. — Мне сказали, что там новый центр отказников. С ними проводятся беседы. Как они сказали, там больше двух недель держать не будут: если их не уговорят продолжать службу, то переправят на базу в часть и здесь расторгнут контракт. Но этого не произошло».
Фатима подозревает, что начиная с 15 июля (дня, когда военных перевели в подвал) по телефону с ней переписывался посторонний человек. Она говорит, что раньше Артём писал ей в WhatsApp со своего аккаунта, а с 15-го числа она стала получать SMS-сообщения от его имени с другого номера. С того же телефона ей начали приходить списки оказавшихся в подвале военнослужащих и фотографии некоторых из них. Кроме того, как она утверждает, изменился и стиль общения.
«Я сглупила, написав ему, что мы с отцом пытаемся найти людей, которые могли бы его хотя бы за деньги вытащить, — говорит Фатима. — Тогда начались вопросы: сколько денег, кому, а что другие родители? Он в тот день писал раза три, хотя до этого присылал сообщения только один-два раза в сутки и поздней ночью. У меня закрались сомнения. Я написала ему, как мы его дома называем: „Гном, как зовут твоего кота?“ После этого сообщения прекратились». Где сейчас находится Артём, его близкие не знают.
Точно посчитать, сколько военных Минобороны удерживает в Брянке, невозможно, но по информации родственников выходит, что там содержатся не менее 234 человек. Ранее «Настоящее время» уже сообщало о двадцати людях, которых удерживают в Брянке, а «Медиазона» (по мнению Минюста, выполняет функцию иноагента) — о семнадцати. Но теперь очевидно, что масштаб проблемы куда больше.
На фоне происходящего давления родители российских солдат и офицеров объединяются в общие чаты и группы в мессенджерах и соцсетях для поиска своих детей, мужей и братьев. Члены одной из таких групп намерены подать коллективное заявление в военную прокуратуру с требованием позволить их детям реализовать их право и разорвать контракт на службу с Минобороны РФ.
Законы военного времени
В России отказаться от участия в военных действиях может любой военнослужащий. Право и причины, по которым можно досрочно уволиться, закреплены в статье 51 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе» и не подразумевают уговоров или угроз со стороны командования.
Помимо сложно реализуемых причин (например, избрание на пост депутата Госдумы или получение другого гражданства) закон учитывает и более жизненные обстоятельства: состояние здоровья, необходимость ухаживать за несовершеннолетними детьми или болеющими родственниками.
«Вёрстка» опросила представителей нескольких правозащитных организаций. По их данным, чаще всего в качестве причин для досрочного прекращения контракта военнослужащие указывают идеологические антивоенные убеждения, отсутствие в семье второго кормильца, а также существенное или систематическое нарушение условий контракта со стороны командования. Например, это могут быть отказы в отпусках, больничных, невыплата зарплаты.
Как объясняют правозащитники, процедура происходит так: военнослужащий составляет рапорт и вручает его непосредственному командиру, а также сдаёт оружие, бронежилет и каску. Далее по закону он должен дождаться рассмотрения рапорта и его одобрения. После этого его вывозят на территорию военной части.
При этом опрошенные «Вёрсткой» юристы советуют военным, которые отказываются от прохождения службы, не ждать рассмотрения рапорта, самостоятельно добираться до части и на месте подавать аналогичное заявление.
«Когда люди возвращаются в свою воинскую часть постоянной дислокации, например, в Челябинск, и снова подают рапорт о расторжении контракта, там начинается обыкновенная рутинная процедура, — говорит правозащитник и основатель „Школы призывника“ Алексей Табалов. — Проходит заседание административной комиссии, которая рассматривает причины для увольнения и далее расторгает контракт именно по этим основаниям».
Если же оставаться на месте, командиры могут затягивать процесс расторжения рапортов и не принимать их.
Хотя у военнослужащих есть законное право на расторжение контракта, воспользоваться им удаётся всё реже. Командование ставит такое намерение в один ряд с предательством. В одних случаях «отказников» публично унижают, в других — запирают в подвалах, как военнослужащих в Брянке.
Мария Вьюшкова — эксперт фонда «Свободная Бурятия», который регулярно консультирует военнослужащих, желающих расторгнуть контракт. Она рассказывает, что часто люди, желающие отказаться от военной службы, также сталкиваются с угрозами со стороны командования. Например, им обещают отдать военный билет с записью «Склонен к измене, лжи и обману» и говорят, что с такой отметкой после увольнения они не смогут устроиться даже на гражданскую работу.
При этом, как отмечает Вьюшкова, фонд пока не сталкивался ни с одним случаем, когда такую запись действительно бы сделали, потому что закон «О воинской обязанности и военной службе» этого не предписывает. Но военные не всегда чётко осведомлены о своих правах и свободах.
Также, по её словам, командиры нередко упоминают о «законах военного времени» и грозят подчинённым трибуналом; утверждают, что за «предательство» им якобы могут выстрелить в спину.
«Часто контрактники не понимают, что если нет официального военного положения, то все так называемые законы военного времени, которыми их запугивают, не действуют, — объясняет она. — К тому же они не знают, что посторонние записи в военный билет вообще-то незаконны. Их появление можно оспаривать вплоть до военного прокурора».
Правозащитники рассказывают, что некоторые контрактники, подающие рапорт об увольнении, боятся, что их могут принудительно вернуть на фронт, но уже без обмундирования — это тоже одно из обещаний, которыми запугивают командиры.
«Мы знаем также случаи, когда отказника выводили перед другими солдатами в наручниках и обращались с ними как с преступником, — говорит Вьюшкова. — Человеку пытаются внушить, что он совершит преступление, отказываясь от службы».
При этом военнослужащие продолжают один за другим искать способы отказаться от участия в войне. Сотрудники «Свободной Бурятии» с апреля проконсультировали более 500 солдат. С марта на горячую линию для призывников и военнослужащих правозащитной организации «Агора» обратилось более трёх тысяч человек, и около 10 % из них интересовались вопросами отказа от участия в боевых действиях.
Сотрудники коалиции юристов и экспертов российских правозащитных организаций по альтернативной гражданской службе не называют точных цифр, но говорят, что обращения от потенциальных отказников поступают ежедневно.
Мясо, которое должно выполнять приказы
В июле стало известно, что на территории войсковой части 74814 в Будённовске появилась импровизированная доска позора. На ней руководство разместило имена 310 военнослужащих, отказавшихся участвовать в боевых действиях.
В сопровождающем тексте написано, что эти военные «отказались исполнять свой воинский долг и убыли с боевых позиций в место постоянной дислокации» и тем самым «подвели своих товарищей, опозорили родных, свой край, своё достоинство».
Именно в этой войсковой части базируется 205‑я отдельная мотострелковая казачья бригада, которая участвовала в наступлении на Мариуполь и в обстрелах Николаева.
«Вёрстка» идентифицировала более двадцати военнослужащих, чьи имена и фотографии оказались на «доске позора». Поговорить с журналистами согласился лишь один из них — 25-летний ефрейтор Андрей (имя изменено). Он прослужил в 205‑й отдельной мотострелковой казачьей бригаде почти два года.
Он рассказывает, что, как и многие сослуживцы, подписал контракт, когда проходил срочную службу — такую опцию предлагали всем новобранцам после прохождения курса молодого бойца. В то время Андрей и представить себе не мог, что ему придётся участвовать в войне. Он решил стать контрактником, потому что его привлёк стабильный заработок — для молодого солдата из небольшого города это был весомый аргумент.
У Андрея жена и двое детей. Младший родился за несколько недель до начала войны. Двадцатипятилетний ефрейтор забрал жену из роддома всего за пять дней до того, как отправился на полигон в Ростовскую область.
«Мне сказали, что после полигона мне предоставят отпуск по рождению ребенка, — говорит Андрей. — А потом получилось так, что всех начали отправлять в сторону Украины. Мы вроде как должны были стоять на границе с Украиной, но 26 февраля заехали на её территорию. Нам сказали: „По КамАЗам“, и мы поехали. Приказ нам никто не зачитывал. Если честно, у меня никакого понимания ситуации не было. У коллег тоже. Может, у единиц было какое-то, но мы особо не разговаривали на эту тему».
Андрей пробыл на войне два месяца, а потом подал рапорт об увольнении. «На протяжении двух месяцев я ни разу не мылся, — говорит он. — Воду привозили, но очень редко. Хлеб мы увидели где-то через полтора месяца. Ели каши какие-то два раза в день. Техника ломалась через каждые 5–10 километров, и мы её просто бросали. Приказы давали неправильно. Куда мы едем, зачем мы едем, какая задача — непонятно. Мы стояли, нам давали только координаты, мы стреляли. Нам привозили только мины. Я стрелял с заклинившего миномёта».
Андрей вспоминает, что ещё на полигоне он заметил безответственное отношение командования к солдатам и недостаток комплектации. «К примеру, приезжает на полигон проверка, — говорит он. — У нас порванные бронежилеты, у кого-то их вообще нет. Но это проверку не волнует. Они как будто не видят порванный тент в КамАЗах, из-за которого мы все мокрые, когда едем по грязи и дождю. Всё в армии продаётся и покупается».
Уходить с поля боя он решил вместе с сослуживцем. Написанные рапорты они передали командиру батареи, сдали ему же бронежилет, каску, оружие и отправились своим ходом к границе России. Перед этим Андрей скачал на телефон карты местности. По ним они и ориентировались. Расстояние в 220 километров до границы солдаты преодолели за сутки.
«Мы вышли [в сторону России] под вечер, — вспоминает Андрей. — Сначала прошли и проехали на попутках 20 километров. Нашли перевалочный пункт, чтобы переночевать. Ночью мы не передвигались, шли только днём, потому что ночью застрелят — если не чужие, так свои. Первые 20 километров было страшно идти и ехать. У нас не было ни оружия, ни бронежилетов, только баул с консервами и телефон с картой. Как только попали в Россию, взяли такси до дома в Будённовск. Оно нам обошлось в 22 тысячи рублей. Получается, от позиций мы добрались до дома примерно за двое суток, преодолев около 1 300–1 400 километров».
Андрей говорит, что отказался от участия в войне, потому что не хотел рисковать своей жизнью. Если бы он погиб, о его семье никто бы не позаботился: жена — сирота, а у матери он — единственный ребенок.
«Просто я в очередной раз разочаровался в армии, — говорит военнослужащий. — У меня были большие планы, я хотел дослужить, но не думал, что всё будет именно так. Командованию всё равно, что у тебя семья, дети. Для них ты просто мясо, которое должно выполнять приказы. Они ведь своих детей туда не отправляют, деньги за это платят. А я обычный ефрейтор. Откуда у меня деньги на откуп, чтобы туда не ехать?».
При этом, по словам Андрея, находясь на поле боя, он не получал даже дополнительных выплат, которые государство обещало военным; получал лишь оклад. Он объясняет, что в начале войны командование сообщало, что во время боевых действий ему и коллегам ежемесячно будет приходить двойной оклад и ещё по 54 доллара в сутки — боевые выплаты. Почему счёт шел именно в долларах, он не знает.
В сумме за два месяца солдат должен был получить 120 тысяч рублей оклада и ещё 3540 долларов дополнительно. Но по факту, как утверждает Андрей, ему заплатили 200 тысяч рублей.
«Дело сейчас даже не в деньгах, — говорит он. — Мне обидно, что я потратил столько времени на армию, боялся испоганить своё личное дело, свой военный билет. Нас не хотят слушать. Мы пытались объяснить, что всё не так хорошо. Люди думают, что я дезертир».
Впрочем, по словам Андрея, его не волнует, что считают другие. Главное, что он вернулся домой. «Пускай куда хотят вешают мою фотографию, фамилию, имя. Мне без разницы. Я вернулся ради своей семьи», — говорит он.
Родственники решение Андрея поддержали. Он рассказывает, что на сегодняшний день все его родные выступают против боевых действий России. Впрочем, он добавляет, что, если бы мог вернуться в прошлое, всё равно отправился бы на войну.
«С одной стороны, война не нужна, а с другой, говорят, что нужна была, — рассуждает он. — Я сам толком понять не могу. С одной стороны, жалко тех людей, которые восемь лет страдали, я это понимаю. А с другой стороны, мы же тоже люди, мы же тоже гибнем. Или военнослужащих легче списывать? Я этого не понимаю».
Имидж армии — репутация страны
По словам правозащитника и основателя «Школы призывника» Алексея Табалова, чаще всего военные, которые обращаются к нему за помощью, как и Андрей, говорят, что хотят отказаться от участия в войне из-за тяжёлых условий. Тех, кто пишет рапорт по идеологическим соображениям, куда меньше — их процент Таболов называет несущественным.
«Не нужно идеализировать наших военнослужащих, нет у них никаких моральных терзаний и переживаний по поводу войны, — говорит правозащитник. — Просто у людей обостряется чувство самосохранения, они хотят остаться в живых. К тому же, не всегда те обещания, которые Минобороны им даёт при заключении контракта, в реальности сбываются. Многие разочаровываются в армии, видя, как осуществляется военная и тыловая поддержка. У нас есть и обращения людей, которые хотят отказаться воевать, потому что устали — они три-четыре месяца провели на фронте без ротации, без отпуска. Эти люди физически вымотаны и не могут продолжать службу».
Мария Вьюшкова из антивоенного фонда «Свободная Бурятия»
отмечает, что «отказники» по идеологическим причинам всё же есть, и в национальных республиках их больше, чем в центральной части страны.
«К нам обращались военнослужащие, которые говорили, что не понимают, что они там, [в Украине], делают, — рассказывает Вьюшкова. — Не понимают, какой денацификацией они якобы должны заниматься — особенно те, кого дискредитируют по национальному признаку в России. Один человек написал нам, что не хочет быть оккупантом. Он вспоминает, как с ним общались, когда он был в Москве, и говорит, что денацификация на самом деле нужна России. Многие попадают на территорию Украины и просто не понимают, почему они должны погибать и ради чего должны осиротеть их семьи».
При этом, как говорят правозащитники, для командования сам факт отказа военных от службы представляет проблему. Если исчезают «живые единицы», то непонятно, кто будет воевать.
«Чтобы остановить отток людей, начальство придумывает всевозможные барьеры, — говорит Алексей Табалов — Сначала это были угрозы, потом начали придумывать какие-то другие способы не принимать рапорты».
Военный аналитик Ян Матвеев считает, что наличие отказников сказывается на имидже российской армии в целом. «Обратите внимание, их уже кошмарят, — говорит эксперт. — В начале войны такой информации не было, а теперь мы знаем, что их сажают в какие-то СИЗО, закрывают в гаражах, ставят стенды. В общем, пытаются запугать по стандартной схеме, как и российских граждан».
По мнению военного аналитика, так называемые «отказники» вредны руководству страны в политическом и стратегическом плане — они возвращаются домой и рассказывают близким о том, что в реальности происходит на фронте: о техническом недостатке, проблемах со снабжением, количественных потерях личного состава.
«Я думаю, это часть большого снежного кома недовольства, который, безусловно, нарастает, — говорит Ян Матвеев. — Тела погибших, похороны, военные неудачи и поражения вроде крейсера Москва, цены, санкции — всё это наслаивается. И АП будет думать, как бороться с этим».
Аналитик прогнозирует, что в будущем давление на солдат, желающих покинуть зону боевых действий, увеличится, а скрытая мобилизация станет интенсивнее.
«Вы видели сюжет про Ладу?, — спрашивает он (В июле на госканале „Россия‑1“ вышел сюжет о том, как родители погибшего в Украине десантника Алексея Малова из Саратовской области купили на „гробовые“ 5 млн рублей новый автомобиль. — Прим. ред.). — Это тоже делается для мобилизации. Да, нам такое кажется чудовищным. Но есть люди из депрессивных регионов, из деревней, для них 5 млн рублей — это чудовищно много. И зарплаты, которые обещают военным, тоже огромные: 100–200 тысяч — это годовой доход в деревне, а там ещё пойди найди работу. Думаю, сейчас они начнут массово зазывать людей именно из деревень. В городах всё-таки другой уровень жизни».
Общее число российских отказников
В начале материала мы писали о подсчётах «Вёрстки», по которым как минимум 1 793 военных отказались участвовать в боевых действиях. Информация о 1 559 случаях публиковалась в СМИ. Остальные — не менее 234 человек — удерживаются в Луганской области. Информацию об этом мы получили от родителей военнослужащих. Ниже мы приводим ссылки и информацию об «отказниках», которая публиковалась в СМИ и вошла в подсчёты «Верстки».
От участия в военных действиях на территории Украины, по данным нескольких российских правозащитных организаций и СМИ, на сегодняшний день отказались жители как минимум 22 регионов страны. Среди них: Сахалинская, Челябинская, Самарская, Новгородская, Ростовская, Псковская, Оренбургская, Ленинградская, Смоленская, Рязанская и Московская области, Краснодарский, Ставропольский и Приморский край, республики Бурятия, Тыва, Хакасия, Дагестан, Чечня, Северная Осетия, Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия. А также — жители аннексированного Крыма и «Южной Осетии».
В краснодарской роте ОМОН «Пластун» 12 бойцов отказались пересекать границу Украины в Крыму и обосновали это незаконностью приказа. После этого военнослужащих уволили.
300 контрактников части в Буйнакске (Дагестан) самовольно покинули место боевых действий из-за проблем с обмундированием и вооружением. Дома их встретили как дезертиров. Под давлением родственников и местных властей часть из них снова уехала в Украину.
115 сотрудников Росгвардии и еще 24 военнослужащих из Кабардино-Балкарии покинули поле боя. Позже их уволили за «низкие морально-деловые качества» и «неспособность выполнять боевые задачи». Это увольнение все они обжаловали в суде.
300 контрактников из самопровозглашённой Южной Осетии вернулись домой через пять дней после того, как начали участие в боевых действиях. Решение они приняли, когда один из их сослуживцев подорвался на мине, а командование запретило забрать его тело.
80 контрактников и срочников из Крыма отказались принимать участие в войне. Из Пскова отказались 60 военнослужащих. Как минимум 42 человека из Тывы сложили оружие, но 29 из них продолжают работу на других должностях.
Ещё 11 бойцов ОМОН из Хакасии вернулись на родину с поля боя, чтобы уволиться со службы. Против журналиста Михаила Афанасьева, написавшего об этом, впоследствии возбудили уголовное дело. Сейчас он находится в СИЗО.
Также оружие сложили по одному человеку из Рязанской, Московской областей и Чеченской республики.
12 июля в Улан-Удэ приземлился самолёт с 150 контрактниками, которые подали рапорт на отказ от службы. Вскоре после того, как «Свободная Бурятия» сообщила об их возвращении, сайт фонда заблокировали.
Ещё около 20 отказников из 11‑й отдельной гвардейской десантно-штурмовой бригады, по данным «Настоящего времени», удерживают в Луганской области. По словам матери Ильи Каминского, одного из военнослужащих бригады, отказников группами стали отправлять в СИЗО 1 Луганска. Кроме того, по информации «Медиазоны», в Брянке находятся не менее 17 военнослужащих из разных регионов. «Свободная Бурятия» уточняет, что среди них один бурят, трое тувинцев и 13 русских.
«Агора» сообщила, что с начала войны к ним обращались военнослужащие и сотрудники Росгвардии, отказавшиеся ехать или возвращаться в Украину, из 17 городов: Краснодара, Владикавказа, Нальчика, Черкесска, Самары, Подмосковья, Великого Новгорода, Симферополя, Новочеркасска, Владивостока, Ставрополя, Абакана, Пскова, Оренбурга, Улан-Удэ, Петербурга, Смоленска. Точное число людей правозащитники не называют.
Также представители комитетов «Солдатских матерей» рассказали, что в мае и июне им удалось вывезти с территории Луганской области не менее 82 удерживаемых там военнослужащих. Это число не учитывалось при общем подсчёте, потому что некоторые из военных могли фигурировать в материалах СМИ, которые издание уже использовало в вычислениях.
