Застывшие в возбуждении

В момент, когда уровень одобрения Макрона во Франции был 33%, а Байдена в США — 40%, у Путина в России он достигал 83%. Это изумляет многих наблюдателей, которые начинают задаваться вопросом, что не так с обществом или с социологией в России. Сотрудникам признанного российскими властями «иностранным агентом» «Левада-центра» приходится отвечать на эти вопросы. Теперь пришло время разобраться с другим вопросом: действительно ли уровень одобрения деятельности Владимира Путина такой высокий?

Если ответить коротко, то да, этот показатель и в мае, и в июне держался на уровне 83%. Но рассмотрим эту ситуацию подробнее. С одной стороны, 83% — это всего лишь доля респондентов, ответивших «одобряю» на вопрос интервьюера «Вы в целом одобряете или не одобряете деятельность Путина на посту президента РФ?». С другой стороны, и это важно для интересующихся, повышенная готовность давать такой ответ свидетельствует о некотором особом состоянии общественного сознания, а значит, и об особом состоянии общества. Апогей такого состояния мы регистрировали дважды — в 2008-м и в 2014 году, когда показатель доходил до отметки 88%. В обоих случаях это было связано с тем, что российская армия начинала военные действия против противника, за которым, как считали респонденты, стоят США и НАТО. Над ними и была, по мнению общественности, одержана победа. И люди выражали одобрение тому, кого считали ее организатором.

В самом этом факте нет ничего необычного. Необычен столь высокий уровень согласия по поводу этих политических результатов. Вот здесь попробуем вглядеться поглубже. Напомним читателям, что доля говорящих «одобряю» в ответ на названный выше вопрос с 2000 года, когда началась президентская карьера Путина, всегда была на уровне не ниже 60% (один раз — 59%), в основном — 63%+/- 2. Скажем прямо, объяснить эту стабильную позицию общества — задача для социологов посложнее, чем объяснить взлеты популярности в связи с военными победами.

Ниже мы постараемся высказать некоторые соображения насчет этой «путинской постоянной». Но прежде укажем, что если эти 63%+/-2 считать уровнем отсчета, то всплески одобрения даже до 88% перестают выглядеть гигантскими. Это колебания в зоне двадцати-двадцати пяти процентов, что вполне похоже на колебания популярности политиков в других странах.

Теперь посмотрим, что собой представляет «путинское ядро», к которому в эпохи военных акций присоединяются другие группы.

Возьмем, например, данные за август прошлого года. Обсуждаемый «рейтинг Путина» тогда был близок к своему нижнему значению: 61%. Это и есть надежное «путинское большинство». Они полагают, что таков порядок вещей в стране: есть власть, ее надо уважать и сохранять, без нее все развалится.

В составе населения России люди, которым 55 лет и более, составляют самую весомую возрастную группу. Среди «постоянного большинства» их доля еще выше. В этой группе также повышенная доля жителей деревень и небольших городов. Среди тех, кому более 65 лет, доля женщин — 70%. Здесь, увы, самая высокая доля вдовых и одиноких.

В описываемое множество они объединены похожей судьбой, одинаковой зависимостью от государства, которое им платит пенсии, которое им представляет себя и весь мир через телевизор. Они образуют единство в качестве отвечающих на вопросы наших интервьюеров, и, что еще важнее, — в качестве голосующих на выборах и референдумах. Вместе с тем это множество — виртуальное. Его члены рассеяны по городам и селам, они не имеют связи друг с другом (социальные сети — это не для них, их круг — соседи). Тем не менее, они образуют еще и идеологическую силу.

Российские лидеры и их идеологи придумали называть себя красивым словом «консерваторы». Их дискурс — о чем не раз говорилось — в самом деле обращен в некое ими придуманное прошлое. Но они консерваторы вовсе не в том виде и смысле, в каком существуют консерваторы в Старой Европе. Они называют консерватизмом свое желание сохранить все как есть, т. е. ситуацию, когда они наверху, а все остальные внизу. Этот «консерватизм» людей сравнительно молодых и владеющих основными богатствами страны удачно (для них) сообразуется с мироощущением описанных выше пожилых, социально слабых, одиноких и бедных людей. И те, и другие не желают перемен — в этом суть их общего консерватизма. Поэтому они ненавидят Горбачева и Ельцина, при которых все менялось, и почитают Путина, при котором время как бы и не шло, а прерывалось лишь раз-другой победами в 2008 и 2014 гг.

Это удобный для власти (и главной, и местной) так называемый «глубинный народ». Ему можно рассказать про то, с кем мы якобы сражаемся и за что. Он считает себя обязанным верить. Он — не большинство населения, он — самое крупное меньшинство. Но дело даже не в его численности. Это — ядро ядра. Его грустный нарратив сделан эталонным идеологическим элементом общественной жизни. Именно его страхи и обиды, его ресентиментный дискурс теперь вменяются уже всему обществу в целом. Как? Через школу и СМИ. Через постепенное объявление нелегитимными не сообразных с ним взглядов, воззрений, ценностей.

Итак, путинское шестидесятипроцентное большинство стационарно. Двадцать два года оно уже простояло, сколько еще простоит? Может и долго, поскольку оно воспроизводит себя. Его первый состав, те, кого выбили из колеи гайдаро-ельцинские реформы, для кого девяностые были бедой, их уже почти нет среди этого большинства. За два десятилетия несколько поколений приходили на время в эту возрастную категорию, и уходили из нее, увы, уже навсегда. Приходили, в том числе, и те, кто в молодости участвовал в громких протестных акциях. А с возрастом они вошли в ряды этого сверхлояльного большинства и твердят теперь про нынешних митингующих, что им заплатили за протестную активность. Значит, наша социальная культура выстроилась так, что с годами люди становятся консерваторами и циниками, перестают верить в идеалы свободы, начинают верить телевизору.

В этом путинском большинстве представлены все возрасты. Есть и свои молодые: несколько лет подряд среди самых младших одобрение деятельности Путина бывало и повыше, чем у их бабушек. Потом они взрослели, и это проходило. Старшая молодежь довольно критически оценивает свои жизненные шансы при нынешней ситуации в стране. Но и она в большинстве своем лояльна. Если не идти в правоохранители или в армию, то как подняться тем, кто вырос в малом или среднем по размеру городе?

В этой группе представлены люди среднего возраста, положительные и здравые. Им надо кормить семью, детям будущее гарантировать. Они не имеют особых иллюзий по поводу положения в стране, по поводу того, как ею управляют на всех тех уровнях, где находятся бесчисленные управляющие. Но они видят, что эта постройка пока держится. У них есть работа и дом, концы с концами как-то сводить удается. Настоящее не слишком хорошо, но никакого другого будущего им никто всерьез не предлагает. Поэтому «в целом одобряют».

Все эти люди и составляют путинское большинство.

Остается еще около трети взрослых россиян. Если в их среде разольется восторг по поводу присоединения еще каких-то «бывших наших» земель или по поводу побед над кем-то, за кем стоит НАТО, то две трети от этой трети присоединятся к описанному постоянному большинству. И получится этот изумляющий и вызывающий у многих недоверие результат — 83%, как сейчас, а то и почти 90%, как в крымские дни.

Треть от этой трети, т. е. примерно 10% от всех, — вечные оппоненты этой власти. Стоит отметить, что это меньшинство — отнюдь не единая масса. Там есть твердые либеральные оппоненты Путина, но есть и оппоненты, строго обвиняющие самого Путина в либерализме.

Напоследок: а кто поддерживает действия российских вооруженных сил в Украине? В апреле, по данным «Левада-центра», поддерживали 74%, в мае — 77%, в июне — 75%. Из самого размера этой доли, близкого к рассмотренным выше 83%, следует, что в социально-демографическом смысле, как и в смысле их ценностных ориентаций, отличий здесь быть не может. Это одни и те же люди, технически — одни и те же респонденты, в ходе интервью сначала отвечавшие про отношение к Путину, а через несколько минут — про отношение к «спецоперации».

Добавим лишь одну деталь. Вопрос об одобрении деятельности предполагал всего два варианта ответа: «одобряю»/ «не одобряю». А на вопрос: «Вы лично поддерживаете или нет действия российских вооруженных сил в Украине?» можно было ответить «определенно да» или «скорее да», «скорее нет» или «определенно нет». Названные выше результаты — это суммированные положительные ответы. При этом ответов «определенно да» получено примерно в полтора раза больше, чем ответов «скорее да». Как и в случае с одобрением деятельности президента, поддержка действий российских ВС в Украине выше всего в самой старшей возрастной группе. Среди людей старше 65 лет суммарная поддержка приближается к 90%. Внутри этой суммы определенные мнения решительно преобладают над не вполне твердыми. А вот в возрастной группе 18−24 все наоборот: ответы «скорее да» выбирали почти в полтора раза чаще, чем ответ «определенно да». И прямо отрицательные ответы звучали здесь значимо чаще, чем во всех других группах: «скорее нет» — 21% (при среднем 11%), «определенно нет» — 15% (при среднем 9%).

Итак, по истечении четырех месяцев с начала «спецоперации» мы находим российское общество застывшим в возбуждении. Это сложное состояние. Семь-восемь из десяти опрошенных, как мы видели, одобряют действия ВС РФ и их главнокомандующего. Но при этом они говорят, что их беспокоят «текущие события в Украине». Чем и когда эти события закончатся, эти люди не знают.

Автор - руководитель отдела социально-культурных исследований Левада-центра. Профессор Высшей Школы Экономики