«Возвращение из ада»

«Сама спасала себя от смерти»

То, что в российских медучреждениях есть большущая проблема адекватного обслуживания и отношения врача к пациенту, признает даже зачастую «слепая» к бедам медицины глава Минздрава Вероника Скворцова: «Мы открыли разные горячие линии. У нас много безобразия в здравоохранении. Иногда на уровне непрофессионализма медработников, а иногда просто из-за человеческого безразличия и халатности. Накопившиеся усталость и раздражение у врачей оттого, что на протяжении длительного времени они были абсолютно необоснованно унижены – и социально, и материально, и всячески».

Главный медик страны даже предупреждает, что врачи не должны экспериментировать на пациентах. Но Скворцова не была бы Скворцовой, если бы при очевидных пробелах и просчетах своего ведомства, не заявляла о том, что медицина это все-таки действие, а не ожидание (даже если это эксперимент?) И что наша медицина сегодня – это самая динамично развивающаяся область.

Почему мы начали со скворцовских «постулатов»? Чтобы из нашего дальнейшего повествования и рассказов простых людей стало ясно, что если в отечественной медицине и есть какие-то действия или положительная динамика, то только не в лучшую сторону и не в отделениях реанимации.

Много шума наделала история москвички Татьяны Листовой, рассказавшей миру о своих трех днях в реанимации Боткинской больницы.

«Рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки лежали четыре абсолютно голых человека. Простыни с них упали, и никто эти простыни и не думал возвращать на место. Потом я заметила, что и я голая, попросила прикрыть меня. "Тут все голые", – таков был первый хамский ответ».

«Вот привозят мужчину, громко говорят: "У него рак и инсульт", кто-то в ответ "остроумно" замечает: "Ну так чего мы будем с ним возиться?».

«Вот привезли "мальчика" после аварии. Он не мог говорить, но был в сознании. К нему подходит доктор, смотрит документы и "выдает": Я видел его снимки, у него многочисленные кровоизлияния. Парню вообще не выбраться, ну, может чуть-чуть восстановится, но будет калекой на всю жизнь». Это все из того, чему очевидцем стала Татьяна.

Одна из медсестер, жалуясь на трудную работу, признается: «Нам без разницы: живой он или мертвый – такая работа, что нам все равно…».

Как сообщить, хотя бы, "на волю", что творится вокруг? Никак! Посетители общаются с медсестрой через дверь. Обстановка выздоровлению не способствует.

Пожилая женщина рядом с Татьяной кричала: «Давайте я вам квартиру отпишу, только помогите!» Вы представляете, до чего надо было довести человека?

Все время нарушаются правила. Нет регулярного использования одноразовых перчаток при проведении процедур, медицинские шапочки медсестры надевают только перед обходом врачей, лекарства и еду дают не по графику...

«Проходит медсестра, спрашивает: Что у него? Другая отвечает: Не могу ему вколоть... – Будем считать, что вкололи! … Один дедушка тяжело умирает. Все медики уходят на час – люди орут от страха, но никто на это не обращает внимания. Там правило простое – ты либо выживешь, либо – нет», – говорит Татьяна.

В реанимации люди очень часто ведут себя неадекватно – от страха, от лекарств, которыми их пичкают. При этом, кто-то вырывает катетеры, кто-то кричит. Медперсонал на взводе. Татьяна рассказала, как одна из медсестер подошла к "кричащей бабушке" и одела ей на лицо кислородную маску со словами «Молчи, сука, молчи!»

Зафиксировать все происходящее на пленку невозможно, – телефоны запрещены. И камер видеонаблюдения в палатах реанимации тоже нет. Везде есть - в коридорах, обычных палатах, а в реанимации нет.

Почему? Нельзя и все. Без объяснений. Хотя они само собой напрашиваются. НО скорее всего камер нет, чтобы в случае «форсмажора» у правоохранительных органов и родственников не было никаких доказательств неправомерных действий медперсонала.

«С тобой могут сделать что угодно, но связи нет, и ты ничего не можешь сделать. Я считаю, что я в этой реанимации сама спасла себя от смерти».

Сотрудники тайком признаются, что свою работу, как и пациентов, ненавидят до одури. Но куда идти, если на шее семья, кредиты, ипотеки и т.д.? Говорят, в других отделениях еще сложней. То есть, обслуживать больных, находящихся в беспомощном состоянии, проще! Какие церемонии с беспомощными людьми?!

Кстати, еще в прошлом году Минздрав России во исполнение поручения президента страны разработал памятку для родственников, посещающих пациентов в отделениях реанимации и интенсивной терапии. Письмо было направлено в регионы с пометкой "для неукоснительного исполнения". Однако родственников до сих пор не пускают в реанимацию. Теперь понятно - почему.

Дело пациента – «все терпеть»

В реанимации считается так: если пациенту больно – надо потерпеть. Если его прооперировали – пришло время и помучиться. Так сказал врач-реаниматолог с немалым стажем, пожелавший остаться инкогнито. По его мнению, то, что описала Татьяна Листова – это проблема всей российской медицины. «В отделениях российских больниц у нас зачастую относятся к человеку как к телу. Но ведь есть простое правило: медицина для пациента, а не пациент для медицины. Очень простое правило, которое невероятно тяжело воплощается в жизнь».

Мы в России живем устаревшими парадигмами: как врачи, так и сами пациенты. Медицина у нас устойчиво ассоциируется с дискомфортом. Хотя мучиться, когда врачи рядом – ненормально и противоестественно.

Не должны пациенты лежать в реанимации голыми у всех на виду. Есть специальная одежда для больных – халаты с завязками сзади, они смешные, но для врачебных манипуляций довольно удобны, их легко снять, они не затрудняют доступ для проведения процедур.

Должны быть раздельные боксы для мужчин и женщин. Или ширмы, чтобы закрывали пациента от соседа, но не закрывали мониторы. Разговаривать о пациенте, который лежит без сознания, так, – будто его здесь и нет – неправильно. Как для самого пациента, так и для врача.

И если все это оставить как есть, объяснив «горячими трудовыми буднями», сама атмосфера будет работать против врача, невольно провоцировать на цинизм, нарушение этики, на отношение к пациенту как к телу.

Да, порой не хватает ресурсов и времени, на то, чтобы просто уделить внимание и узнать желания пациента, сделать что-то для него. Но к пациенту перестали относиться как к личности. Хотя чего проще понять – врачи лечат не пациента, не больного, а человека. Простая, прописная истина, про которую забыли напрочь.

Этому нужно обучать студентов медвузов с первых дней учебы. К сожалению, тот предмет этики, который сейчас есть, его статус, часы, которые на него отводят – совершенно не формирует у будущих врачей серьезного к нему отношения. Отсюда – многие проблемы.  И их не решить даже хорошим финансированием, достойной зарплатой, до которых тоже еще очень далеко.

Золотое правило – относитесь к людям так, как хотите, чтобы относились к вам. Просто представляйте себя на месте пациента, или друга, родственника, кого угодно. Сразу все очень быстро меняется в отношении. Хотел бы я, чтобы так относились ко мне? Хотел бы я лежать так? Что бы я хотел, чтобы было лучше? Ответ очевиден. Но зачем желать другому того, чего не хочешь для себя?

А если никто ничего не захочет менять, будет так же, как в случае с Татьяной Листовой. Или как в другой истории из Чебоксар. «Недавно моя мама оказалась в реанимации одной из больниц… Когда я пришла туда, чтобы узнать о её состоянии, то была в шоке. Дверь реанимации, а это было в середине дня, мне приоткрыла пьяная санитарка, которая с трудом что-то промяукала. Потом вышел врач (чуть трезвее), сказал, чтобы я принесла маме еды. На мой вопрос о её состоянии он ответил, что такой информации он дать мне не может! Позже узнала, что за 4 дня маме принесли поесть 2 раза, просто поставили еду на тумбочку лежачему больному, как хочет, так пусть и ест. Случайно чуть не вкололи ей инсулин, предназначенный соседке, больной диабетом. Давали горстями таблетки и на просьбу о стакане воды отвечали, что пора научиться есть таблетки не запивая, и это при том, что у мамы язвенная болезнь желудка! На мои предположения, что медперсонал был нетрезв, мама ответила, что каждый вечер там пьяные гулянки. И это в таком отделении, где жизни людей в опасности, медики ведут себя настолько безнравственно. В общем, там выживает тот, кому повезет...

Лечение подальше от посторонних глаз

«Когда я был студентом мединститута на последнем курсе, у бабушки случился инфаркт. Меня к ней не пускали. Т.е. на родах присутствовать можно, а к бабушке в реанимацию – нет. Это просто "из принципа", никакого здравого смысла нет. И ничего не объясняли про лечение – делаем, что нужно! На вопрос – какие препараты нужны, мы достанем – ответы казенно-безразличные. Не поверите, но принес коньяк – и все прекрасно! Заходи! И про препараты разговорились, принес через пару дней дефицитные – все пошло на поправку. А от моих визитов бабушка просто расцветала без лечения.

Так что здравым смыслом эти запреты не объясняются. Скорее всего – чтобы убожество медицины не видели родственники  Конечно, не все коллеги такие, слава богу. Но бюрократия поражает почти всех, как вирус. И нищета калечит души медиков, черствеют они».

«Лежал в реанимации БСМП г. Ростов на Дону после операции. Со мной рядом лежал ребенок лет шести тоже после операции. Он сутки кричал, как только мог. Но всем было по барабану. В итоге он умер. От крика или от холода замерз. Мы там лежали голые – мне 30 лет и я трусился от холода, а что с этого комочка. Возможно, если бы родители были рядом этот малец смог бы не замерзнуть».

«Несколько раз дочь попадала в реанимацию. Несколько раз доктора говорили, что оттуда она уже не выйдет. Каждый раз ценой невероятных усилий, порой унижений, иногда благодаря жалости медперсонала (бывало и тайно) я попадала к ребенку. И это помогало! Каждый раз дочка после этого шла на поправку. Очень важно для любого умирающего человека, особенно ребенка чувствовать любовь и присутствие любящих его людей. Там так страшно…».

«Мой племянник умер из-за плохого ухода в реанимации. (Умер от заражения крови из-за жутких пролежней) Если бы нас пустили, мы смогли бы контролировать ситуацию и поддерживать его морально».

«Моему отцу было 86 лет, когда он оказался в реанимации с инсультом. После недели проведенной там, за закрытыми дверями, мы его не узнали. Это был сморщенный худющий человечек, который, видимо, не ел все эти дни, так как не мог самостоятельно держать ложку. Он был весь в синяках и кровоподтеках, на руках и ногах следы от веревок !!!! Его привязывали к кровати! А при виде медсестры он закрывал голову руками и умолял "только не бейте". Это был ужас. Прожил он после этого всего месяц».

«Мой муж умер в реанимации, поступил с черепно-мозговой травмой, таскала через день сумки с памперсами, пеленками, салфетками, шампунями, водкой (делают раствор для лежачих больных)… Он прожил еще 10 дней. Нигде не разглашается, но санитары берут плату с родни, за гарантию, что ваш родной человек будет накормлен... подмыт и лежать будет в сухом и чистом...Но, как это проверить... люди в реанимации часто не помнят, что было, а кто помнит, говорят про беспредел. вплоть до того. что лежат на железных каталках на одной прозрачной простыне и накрытые другой... Сколько говорят, что близкие рядом помогают больному справиться и летальных случаев гораздо меньше!!!».

Сотни и сотни подобных историй, от которых кровь стынет в жилах. А проблема запрета для близких на пребывание с находящимся в реанимации насколько давняя, настолько же, похоже, и не решаемая. Хотя во многих цивилизованных странах от помощи родных, находящихся возле пациента, давно увидели пользу.

Например, по данным исследования более чем 600 госпиталей в США, забота родственников о члене семьи в реанимации действительно существенно и положительно влияет на процесс выздоровления – уменьшается вред, нанесенный больному в отделении, и снижается % вернувшихся в реанимацию.

Да какое там запад?! Вот отрывок из другой истории: «Мы попали в реанимацию в Египте, каково было изумление, что нас не только легко пустили внутрь, но и потом сутки мы были вместе с ребенком. Напомню, это Египет... Африка…».

Некоторые медики сами говорят, что нужно пускать родственников в реанимацию: «Да, это неудобно для работы сотрудников. Но для здоровья и психического состояния, как пациента, так и его родственников, посещение родственников безумно важно».

И это верно. Никакие санитарные нормы не могут оправдать запрет на проявление тепла и любви. Не потому ли уже собраны 250 тысяч подписей под петицией против запретов родственникам тяжело больных посещать своих близких в реанимации?

Петиция обращена к Минздраву, до которого люди пытаются донести, что любому здравомыслящему человеку должно быть понятно, что больной, находящийся в реанимации и особенно больной ребенок, как никто другой нуждается в психологической поддержке близких людей. Что есть огромное количество примеров, когда только одно присутствие рядом близкого человека способствовало выздоровлению, придавало силы и являлось неоценимой психологической помощью. 

Конечно, в Минздраве могут со спокойной душой сказать, что они сделали все, что могли – а «на земле» просто не выполняется их распоряжение. Но ведь если решение о допуске или не допуске родственников в реанимацию до сих пор принимается на уровне главного врача или заведующего отделением, значит, так ведомство сильно хочет, чтобы выполнялись в нашей стране законы. Письмо вниз спустили – и умыли руки.

А ведь свой посыл по неукоснительному решению проблемы Путин озвучил еще в апреле 2016-го на «Прямой линии». И Минздрав летом того же года рекомендовал работникам медучреждений «обеспечить защиту прав всех пациентов, находящихся в отделении реанимации». Другое дело, что ведомство сделало упор не на Федеральный закон, а на  рекомендации общего характера и специфические для посещения больных в реанимации.

А рекомендации всегда оставляют врачам почву для «маневра». Не потому ли классический набор для отказа пропускать близких к больному остался прежним: особые санитарные условия, нехватка места, слишком большая нагрузка на персонал, боязнь, что родственник навредит, начнет «выдергивать трубки», «пациент без сознания – что вы там будете делать?», «внутренние правила больницы запрещают».

Официоз и не очень

По рекомендациям Минздрава, в государственных больницах на одну медсестру должно приходиться два пациента. Однако в жизни так почти не бывает. «Чаще всего медсестры перегружены, – рассказывает Ольга Германенко, директор благотворительного фонда «Семьи СМА». – Но даже если не перегружены, сестринских рук все равно всегда не хватает. И если кто-то из пациентов дестабилизируется, то он получит больше внимания за счет другого больного. Это значит, что другой пациент позже будет повернут, позже накормлен и т. д.».

«Нередко врачи, на которых жалуются, говорят: вы нам создайте нормальные условия, тогда будем пускать, – говорит Карина Вартанова, директор фонда «Детский паллиатив». – Но если посмотреть на отделения, где допуск есть, оказывается, что это не такая принципиальная причина. Если существует решение руководства, то условия не имеют значения. Самая главная и тяжелая причина – это сложившиеся стереотипы и традиции. Ни у врачей, ни у больных нет понимания того, что главные люди в больнице — это пациент и его окружение, поэтому все должно строиться вокруг них».

Директор Департамента общественного здоровья и коммуникаций Минздрава Олег Салагай для разрешения проблемы предлагает людям обращаться в свою страховую, которая, по идее, и отвечает за качество оказания медицинской помощи и соблюдение прав пациента. Однако, как выяснилось, даже у самых солидных компаний нет опыта решения подобных ситуаций.

С другой стороны, зачем высокопоставленному сотруднику Минздрава предлагать людям заходить в реанимацию через страховые компании, когда есть ст. 6 закона 323-ФЗ, регулирующая данный вопрос, и есть письма № 15-1/2603-07 от 09.07.2014 и № 15-1/10/1-2884 от 21.06.2013 этого ведомства для больниц, которые обязывают пускать и родителей к детям, и близких ко взрослым пациентам? Так, для галочки, для видимости работы?

Видимо, да. А раз министерство имитирует деятельность «в небе», то и не тронется с места воз проблем на «земле». И значит, будут происходить такие вещи, как в Воронежской БСМП, пациентка которой даже обратилась к президенту страны, рассказав, как  «сотрудники реанимации разворовывают вещи тяжелобольных и, ждут, когда они умрут».

Пусть Воронеж не обижается – подобное по всей стране. Потому что, в Москве на это плевали. У нас целая страна людей, выживающих, кто как может. Чем больницы должны отличаться от обычной жизни? А уж реанимационные отделения… это ад, из которого есть лишь два выхода: обратно в жизнь или в морг. По первому пункту выход пациенты ищут сами. По второму… помогут – чего уж там… Все-таки, как там ее… клятву Гиппократа давали… Все давали – от рядового врача до министра здравоохранения. Зарплаты у них, конечно, разные, а вот взгляд на больного, как на… тело, одинаков.