Валерий Авдерин: Страна страха и лжи
Иногда мне кажется, что истеричное отношение россиян к своим личным данным, боязнь, что их кто-то узнает, имеет под собой просто какие-то генетические корни. Хотя, с другой стороны, все прекрасно знают, что этими данными торгуют и банковские служащие, и сотрудники МВД…
Живя в СССР, уже имея собственных детей, я заполнял в своих анкетах, скажем, такие пункты: есть ли родственники за границей, был ли кто-то из ваших родных на оккупированных территориях, есть ли у вас осуждённые родственники... Ответ «да» следовало сопроводить развёрнутым комментарием: кто, где, когда, почему…
Вообще, наличие такой (даже давно умершей) родни делало самого анкетируемого как бы человеком подозрительным, сомнительным, ненадёжным. И могло очень даже повлиять на его дальнейшую судьбу.
Поэтому мухлёж с анкетами и документами был в СССР просто массовым явлением.
В Википедии есть статья о Юрии Андропове. Оказывается, многолетний глава КГБ, а потом генсек КПСС, в разных анкетах писал разные данные. И по его анкетам невозможно точно установить, ни кто был его отцом, ни чем занимались его предки. Он, например, скрывал свой первый брак – от которого имел двух детей. На которых не хотел платить алименты. Скрывал, что старший сын (от которого Юрий Владимирович просто бегал) – дважды судимый вор и алкоголик. А вторая жена – наркоманка. Сын от этой жены тоже бухал, хотя и был ответственным сотрудником МИДа.
Руководитель Карело-Финской республики во время войны Г.Н.Куприянов, у которого работал тогда Андропов, вспоминал, как тот старался отвертеться от отправки на фронт или в реально действовавшие партизанские отряды (которыми Андропов руководил через линию фронта из Петрозаводска). Зато потом Юрий Владимирович очень любил изображать себя бывалым матёрым партизаном.
В общем, если бы Андропов не химичил со своими анкетами – хрен бы он стал председателем КГБ.
Лично я много раз сталкивался со случаями, когда человек старшего поколения, оказывается, до какого-то года был, скажем, Мешковым, а потом становился Мешковским. Или был Резаковым, а потом становился Рузаковым. Даже Фузаковым. Вот, кто станет искать бывшего Резакова в карточках на букву «Ф»? Люди старались такие факты не афишировать, а обнаруживал я это по их родне. Скажем, один брат Резаков, а другой – Фузаков. Часто до какого-то года человек был евреем, а потом, получая новый паспорт, стал вдруг русским. Обычно все эти разночтения с фамилиями, национальностями, местами и годами рождения объясняли тем, что малограмотная паспортистка неправильно переписала данные из формы №1.
Моя мать, например, всю жизнь скрывала, что её бабка была немкой и дворянкой. По инерции продолжала скрывать это даже тогда, когда о таких вещах можно уже было спокойно говорить.
Одна моя знакомая рассказывала, что перебирая документы покойного деда, обнаружила, что он трижды за свою жизнь менял фамилию и себе, и жене, и детям. И это всегда сопровождалось переменой места жительства. Из одного города уезжала семья, скажем, Ивановых, а в другой они приезжали уже как Петровы.
Как это делалось? Воспоминаний о технологиях дедушка не оставил. Но, думаю, каждый раз новые документы покупались у одной и той же знакомой паспортистки. Удовольствие, предполагаю, было не дешёвым. И только очень серьёзная угроза могла подвигнуть человека на такой шаг.
Люди видели, как вокруг исчезают их родственники, коллеги, соседи… Потом оказывалось, что их расстреляли, как японских шпионов, или посадили за то, что они подтёрлись газетой с чьим-то солнцеликим портретом. Даже, если сажали на год или два, человек запросто мог их не пережить. Мог умереть в лагере от туберкулёза, цинги и голода, попасть под срубленное дерево. Или же получить в бок заточку от уголовников.
Любой, вроде бы, самый незначительный, факт биографии мог стоить жизни. Люди всего и всех боялись, старались не болтать ничего лишнего и «правильно», с умом заполнять всякие анкеты. Хотя к ответу могли привлечь и за недостоверные данные. Приходилось думать, когда риск больше. Когда честно отвечаешь на вопросы – или когда темнишь и врёшь.
