Россини снова в Москве
«Танкред» показал, что певцов и музыкантов мирового уровня в стране очень много. А итальянская опера по-прежнему в фаворе
Большой фестиваль Российского национального оркестра Михаила Плетнева пересек свой экватор. Самым заметным в первой половине проекта – по оригинальности и звездности – стало концертное исполнение оперы Джоакино Россини «Танкред» с международным составом солистов и РНО, которым дирижировал Альберто Дзедда.
Оперный круг всех композиторов, исполняемых в России, к сожалению, носит характер «джентльменского набора». Великий итальянец – при всех его 39 операх - также не избежал жестких рамок. Что такое Россини для отечественного любителя оперы? Традиционно, это, конечно же, блестящий «Севильский цирюльник» (помните исполняемое скороговоркой «браво, Фигаро, браво, брависсимо!») и романтико-патриотический «Вильгельм Телль» (самое известное место – увертюра). Ну, может быть, еще «Золушка», «Сорока-воровка» и «Итальянка в Алжире» - но это, пожалуй, уже для знатоков.
«Танкред» появился на свет в 1813 году, а через четверть века прозвучал и в нашей стране. С тех пор во всем мире ставился нечасто – последняя версия вышла в 1994 году, когда маэстро Дзедда осуществил студийную запись для фирмы Naxos. Роль Танкреда там исполняла замечательная польская певица, мировое контральто Ева Подлес.
Московское явление «Танкреда» на фестивале РНО, в целом, получилось заметным. В первую очередь, благодаря дирижеру. Видя Альберто Дзедду на сцене, никогда не подумаешь, что ему…86 лет. Невысокого роста, венчик седых волос вокруг лысины – ну чисто папа Карло. Но оркестр в его руках звучал так, как положено звучать в итальянской опере. Московскому зрителю повезло – он не услышал так называемого «современного» исполнения. То есть – техничного. Это общая беда многих музыкантов последних двух десятилетий: запредельный уровень техники исполнения и – отсутствие музыки. То есть души. Вроде и играет/поет все правильно, по нотам, громче, тише, быстрее, медленнее, а – не трогает. Мурашки по спине не бегут. Здесь это было.
Секрет маэстро понятен – он стал дирижером в 40-50-е, когда еще жили Фуртвенглер, Бичем, Тосканини, Стоковский, Митропулос. Не говоря о великих итальянцах Тулио Серафине, Альберто Вотто или современниках-коллегах по цеху Аббадо и Гавадзени. Именно поэтому звук оркестра возникал словно из ниоткуда и, уходя, растворялся в воздухе, а не просто обрывался. Своей энергией Дзедда словно заразил оркестрантов. Особенно надо отметить духовую группу и сольную флейту – ее игра была выше всяких похвал. Иногда флейтист просто затмевал (в хорошем смысле) всех остальных. Было видно и слышно, что человек не просто играет, а живет в этой музыке.
Отдельных слов заслуживает хор академии хорового искусства имени Попова. Это был тот самый хор, которого требует итальянская опера. С мягкой густотой романтического драматизма, должной степенью монолитности и уважения к солистам и оркестру. Крайне профессионально и с душой. Кстати, «ансамблевость» и гармония постановки в «Танкреде» была очевидна. Во многом за счет искусства дирижера – солисты слушали друг друга, хор – оркестр и солистов, оркестр – всех остальных. Никто никого не заглушал. Не один раз ловил себя на мысли: вот он, настоящий оперный оркестр и хор. Куда там Большому…
С исполнителями главных ролей ситуация, по традиции, не столь однозначная. Объективно «мешало» концертное исполнение: стоять перед пюпитром и петь по партитуре, без всякого движения – значит почти наверняка «заморозить» драматизм роли. Кто-то из певцов с этим справился, кто-то – нет.
Воспринимать Танкреда в исполнении меццо-сопрано, да еще в концерте – трудно. Но так придумал композитор. И, к сожалению, ирландка Патрисия Бардон ожиданий не оправдала. Не Подлес. Нет. Все-таки Россини – не ее амплуа. Она слишком внутренне и исполнительски статична – как статуя. Не случайно ее считают одной из лучших генделевских певиц современности. Вот здесь она, и правда, на месте. XVII-XVIII век – это ее. Но не итальянцы XIX-го. Особенно странно выглядел Танкред, когда приходилось брать верха – сил у Бардон вполне хватало, но иногда слух резали неприятные обертоны.
Не произвела впечатления служанка главной героини в исполнении Александры Кадуриной. На фоне своей хозяйки (Ольга Перетятько) она выглядела бледновато. Пожалуй, ее Изаура единственная выбивалась из когорты остальных женских образов, звуча слабовато - в стиле многих певиц Большого театра.
Сопрано Ольга Перетятько сразила наповал. Без преувеличения – эта певица не уступит ни Гулегиной, ни Нетребко, ни, не побоюсь этой фамилии, Каллас. В плане, как раз, внутреннего драматизма, свободы исполнения и понимания того, что поешь. Поэтому и выступает на всех ведущих сценах мира. Дома – редко. Ярко блеснула в совершенно эпизодической роли Руджеро, соратника Танкреда, меццо-сопрано Ирина Рейнард из «Геликон-оперы». Услышанное подтвердило: у нее крайне широкий диапазон возможностей – в плане ролей. И везде будет хорошо. Дмитрий Бертман снова не ошибся.
И в заключение – о мужчинах. Итальянский тенор Антонио Сирагуза, размявшись за первые минут 15, оставшиеся два часа просто демонстрировал публике, как надо хорошо петь. К счастью, мы не услышали «итальянских страстей» (вначале такие опасения были), и Сирагуза, в лучших традициях дель Монако (хотя, конечно, не на такой высоте), пел, словно говорил. В нужных местах перекрывая оркестр, в ансамблях – «разговаривая» с партнером.
Во втором действии добрался до необходимых исполнительских высот и молдавский бас Олег Цыбулько. Вот кто оказался абсолютно на своем месте – типичный голос для итальянской оперы,
крайне гармоничный во всех эпизодах, как сольно, так и в ансамбле.
Что говорить – было хорошо. По окончании аплодировали 15 минут. Иногда среди криков «браво» был слышен свист одобрения – видимо, кто-то, по незнанию, перепутал зал Чайковского с баром или стадионом. Но это не беда – окультурятся со временем. Как и хозяева мобильных телефонов, звонки которых крайне постыдно звучали на фоне божественной музыки Россини.
