Медиафрения. Неприятные статьи
В стране очередная неприятность: на Россию надвигается Год Культуры. До его наступления на головы соотечественников осталось чуть больше двух месяцев. «Когда я слышу слово «культура», я снимаю с предохранителя свой револьвер», — эти слова, обычно приписываемые Геббельсу или Герингу, в действительности одна из реплик молодого нациста Шлагетера, героя одноименной пьесы, посвященной Гитлеру. В отличие от Шлагетера, у российских властей и обслуживающего их персонала слово «культура» вызывает совершенно иные ассоциации и рефлексы, а именно: придание глазам сосредоточенно-мечтательного выражения, возведение этих глаз куда-то вверх и вдаль и раздельное, с акцентом на каждую букву произнесение слова «и-д-е-о-л-о-г-и-я». С обязательным прилагательным: «патриотическая идеология». Неслучайно, возглавить триумфальное пришествие Года Культуры в Россию поручено Валентине Матвиенко, которая 17 лет своей бурной продолжительной жизни занималась именно идеологией в райкомах и обкомах, сначала ВЛКСМ, затем КПСС, а затем именно при ней разрушался культурно-исторический центр Санкт-Петербурга, где по приказу Матвиенко вместо сносимых зданий 19-го века, находящихся под охраной ЮНЕСКО, возводились супермаркеты. Так что ей знакомы и культура, и идеология.
Тяжелое дыхание приближающегося Года Культуры ощущалось всю прошедшую неделю. В «Прямом эфире» у Бориса Корчевникова на канале «Россия-1» два дня был Никита Михалков, живое воплощение того «культурно-идеологического» гибрида, который под видом культуры будет насаждаться весь 2014 год. Двухсерийный фильм Корчевникова об усадьбе Михалкова и его гигантском имении в несколько тысяч гектаров я считаю большой творческой удачей молодого журналиста, поскольку ему удалось создать два ярких, социологически точных и художественно убедительных типажа современной России: «Барина, хозяина жизни» и «Холуя, мечтающего стать Барином». Роль первого лучше всех в стране вот уже много лет играет Михалков, роль второго можно считать актерским дебютом самого Корчевникова, чей восторг от жизненного успеха Михалкова принимал порой просто гротескные формы. «Поместье Михалкова — это «Ясная Поляна» современной России», — произнеся эти семь слов, Корчевников продемонстрировал бездну своего непонимания природы русской культуры и тех людей, которые возводили ее основы. Поскольку более полярных людей, чем Лев Толстой и Никита Михалков, найти сложно. И дело даже не в космической разнице талантов и несоизмеримости вкладов в русскую культуру. Эти люди полярны по взглядам и духу, ценностям и отношению к человеку. Михалков в фильме Корчевникова ратует за введение смертной казни, а в жизни избивает ногами оскорбившего его молодого нацбола, когда тот лежит, скрученный охраной. Толстой, сторонник непротивления злу насилием, пишет Александру III прошение о помиловании цареубийц в духе евангельского всепрощения. Михалков стремится к слиянию с властью — как государственной, так и церковной. Толстой приходит к фактическому отрицанию и той, и другой. Михалков ЗНАЕТ истину и готов самодовольно учить весь мир с высоты этого знания. Толстой ИЩЕТ истину, проходя через глубокий и трагический духовный кризис. «Барин» и «Интеллигент» — еще два типажа России.
Квинтэссенцией фильма становится фраза Михалкова: «Первое, что необходимо: для себя решить, какова идеология этой огромной страны». Говорить о необходимости государственной идеологии в последнее время стало хорошим тоном в кругу чиновников и привластных спикеров. Владимир Соловьев в интервью «Литературной газете» объясняет: «В России Суслова не хватает. Россия — страна, которая не может жить без идеологии. Идеология — это всегда государственная позиция… Это и воспитание, и просвещение, и направление… А разве бывает правда об истории?.. Миф надо создавать всегда один, сохраняющий самосознание народа». (Конец цитаты.)
В Конституции РФ есть несколько статей, которые вызывают у российской власти досаду и раздражение. Собственно, вся эта книжечка властям неприятна, но некоторые статьи особенно. Вот, например, статья за номером 13. Ничего хорошего от статьи с таким несчастливым номером ждать не приходится. Я одно время жил в доме, в котором 13-й квартиры не было. Квартира № 12 была, а следующей за ней сразу шла 14-я. 13-ю как несчастливую то ли стерли, то ли предусмотрительно «забыли». Примерно так же сегодняшняя российская власть и преданные ей журналисты хотят стереть 13-ю статью Конституции, в которой говорится о том, что «в РФ признается идеологическое многообразие» и что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». В условиях практической монополии государства на СМИ «несчастливая» статья и так плохо работает, а неумолимо, подобно статуе Командора, приближающийся Год Культуры, скорее всего, и вовсе сотрет ее в пыль. Очертания грядущей государственной патриотической идеологии неплохо просматриваются в контурах основных программ ведущих телеканалов, а также в таких изменениях медийного ландшафта, как назначение Михаила Леонтьева руководителем нового православно-патриотического ТВ — «Спас». «Самодержавный, православный, нефтегазовый патриотизм как основа возрождения Евразийской империи»… Коряво, конечно, но у них там свои уваровы и филофеи найдутся, сформулируют с любовью…
Обыкновенный фашизм. В четверг в эфире, в пятницу — в законе.
Когда я в четверг 24.10. 2013 смотрел «Поединок» Владимира Соловьева, в котором Жириновский и Шевченко мерялись программами предотвращения терактов, я подумал, что это просто такое телевизионное выпускание пара народного гнева по поводу волгоградской трагедии. Я ошибся. Каюсь. Ну, не хватило фантазии представить себе, что хоть какая-то часть того бреда, который нес в этой программе Жириновский, может быть на следующий день реализована в виде закона.
Впрочем, обо всем по порядку. Шевченко, несмотря на то, что был сильнее, брутальнее, эмоционально и логически убедительнее своего оппонента, заведомо проигрывал, поскольку стоял на позициях равенства всех перед законом, недопустимости ущемления граждан по национальному, религиозному или территориальному признаку. То есть стоял на нормальной позиции вменяемого человека, что, во-первых, довольно непривычно для Шевченко. А, во-вторых, такая позиция в передачах Соловьева всегда заведомо проигрышна. Какую позицию ему надо было занять, чтобы легко победить Жириновского, я скажу чуть позже.
Жириновский, на мой взгляд, превзошел себя, представив на редкость ясную программу борьбы с террором. Она в изложении вице-спикера Госдумы состоит из четырех пунктов:
- Ограничить рождаемость жителей республик Северного Кавказа двумя детьми.
- Окружить эти республики колючей проволокой и запретить транспортное сообщение между ними и остальной Россией.
- Ввести принцип коллективной ответственности за терроризм и возлагать эту ответственность на членов семей террористов. «Арестовать мать, отца, старейшин и посадить на 25 лет. Показать по телевизору. Терроризм сразу кончится». (Конец цитаты.)
- Запретить выезд жителей Северного Кавказа в страны арабского мира с целью обучения в исламских школах. (Мера, на мой взгляд, избыточная, ведь уже весь Северный Кавказ по инициативе Владимира Вольфовича опутан колючей проволокой, и никто никуда не ездит.)
Излагая эту программу, вице-спикер периодически впадал в управляемую истерику, сопровождаемую криком: «Ненавижу!! Я вас…их всех ненавижу!!» (из контекста явно следовало, что имелись в виду народы Северного Кавказа, Закавказья и Центральной Азии, возможно, еще какие-то народы, но полный список ненавидимых им народов вице-спикер не уточнял. – И.Я.)
Попытки Соловьева и оппонентов выяснить у Жириновского, во-первых, детали реализации этого замечательного плана, а, во-вторых, соотношение его пунктов примерно с половиной статей действующей Конституции РФ, которые этот замечательный план просто ликвидирует, успеха не возымели. Оно и понятно, поскольку эту самую Конституцию власть давно превратила в половую тряпку.
Жириновский выиграл, его позиция получила в два раза больше голосов, чем позиция оппонента. И теперь самое время сказать, какой должна быть позиция, с которой Шевченко или кто-то другой выиграл бы у Жириновского. Я эту позицию услышал ровно 14 лет назад, в октябре 1999 года, через месяц после начала второй чеченской войны. По мнению моей знакомой, милой молодой провинциальной учительницы, Чечню вместе со всеми жителями необходимо было сжечь напалмом, после чего ее территорию забетонировать, чтобы она навсегда стала непригодна для жизни.
Признаюсь, я не смог тогда выяснить у нее подробности и механизм исполнения данного проекта, но, глядя в последний раз в ее чистые серые глаза, спокойно смотревшие сквозь толстые стекла очков, понял, что проект не просто продуман, но и найдет массового исполнителя.
Я с тех пор ни разу не видел эту милую девушку, но убежден, что ее план «окончательного решения кавказского вопроса» получил бы большую поддержку, чем проект Жириновского. Бытовая ксенофобия и бытовой вербальный экстремизм — вещи, конечно, омерзительные, но в 99% случаев не запредельно опасные, подобно тому, как в 99% случаев крики «Убью!» в бытовой ссоре не приводят к летальному исходу. По-настоящему опасным бытовой экстремизм становится тогда, когда он получает экстремистское же политическое представительство.
Европейским прототипом Жириновского является Ле Пен, с которого Владимир Вольфович в начале своей карьеры «делал жизнь» и лепил свой образ. Социологические исследования подтверждают, что бытовые ксенофобские настроения во Франции распространены примерно также широко, как и в России. Разница в том, что в своей публичной риторике Ле Пен ограничен законом, а Жириновский — нет. Ле Пену, например, пришлось заплатить 1,2 млн франков за высказанное мнение, что «газовые камеры были всего лишь эпизодом Второй Мировой войны».
Публичные призывы Жириновского окружить народы Кавказа колючей проволокой, запретить их женщинам рожать и ввести древний институт коллективной ответственности, который успешно реанимировали большевики в Гражданскую, в период «красного террора», и фашисты в Великую отечественную, несомненно, имели бы неплохие перспективы для рассмотрения в суде, если бы не одно обстоятельство.
На следующий день после соловьевского «Поединка», в котором Жириновский изложил свой замечательный план «усмирения Кавказа», некоторые пункты этого плана начали стремительно реализовываться Государственной Думой по инициативе президента. А именно, сразу в третьем чтении были приняты президентские поправки в закон «О противодействии терроризму», по которым возмещение вреда, включая и моральный вред, причиненный в результате теракта, осуществляется за счет родственников и близких лиц.
Журналисты государственных СМИ с энтузиазмом участвуют в демонтаже остатков демократии и правового государства в России. Они почему-то считают, что в архаичной стране, где действует государственная идеология (как в СССР, нацистском рейхе или современном Иране), применяется принцип коллективной ответственности (как, например, в Хеттском царстве 2-го тысячелетия до н.э.), им легче будет реализовать свой творческий потенциал, поскольку их успешные и более талантливые конкуренты — журналисты либеральных и демократических взглядов — будут принудительно удалены с рынка идей и, соответственно, с рынка журналистского труда. Боюсь, что соловьевы, мамонтовы, леонтьевы и прочие шевченки могут быть разочарованы результатами собственных усилий. Как это произошло с левыми публицистами начала прошлого века, которые, уничтожив своих конкурентов из буржуазных, либеральных, монархических и демократических газет и журналов, включили логику самоуничтожения и были вытеснены из журналистики, а многие и из жизни типажами вроде Демьяна Бедного, послужившего Михаилу Булгакову прототипом Ивана Бездомного.
Это в булгаковском романе Иван Бездомный, столкнувшийся с Воландом и его свитой, становится тихим и мирным. А в реальной жизни не дай Бог нынешним призывателям государственной идеологии столкнуться с теми мутантами, которых рождает противоестественный отбор государственного идеологического монополизма. Сожрут и костей не оставят. Так что защита 13-й статьи Конституции может стать первоочередным делом большинства вменяемых людей страны. Тем более что 13-е число, в отличие от 31-го, есть в каждом месяце.
