Фрикционное
Только вроде просвет открывается — продолжается та же байда. Как же точно оно называется, если двигать туда и сюда?
На устах у бомонда московского актуальнее новости нет: обвинение для Ходорковского попросило четырнадцать лет. Это ж, братцы, другая стилистика! Накатило неведомо что: словно мы поиграли в три листика, а попали обратно в очко. Уж от счастья успел нализаться я, от восторга на стену полез — начинается модернизация, инновация, Химкинский лес! Чуть в финансах наметилась паника, а в бюджете случился изъян — как на первом сплошная Германика, в Академии — Асламазян! И цензура частично забанена — задолбала, в конце-то концов, — чуть в Москве утвердили Собянина, на экране явился Немцов! До того изменилась риторика, что почти испарился застой и явился, по мненью историка, пятьдесят, извините, шестой: в тоне власти и в рокерском лепете мне помстился призыв «Оттянись!» — но сидят Ходорковский и Лебедев, и заткнись, дорогой оптимист.
Уж казалось: довольно, о Господи. Вот и срока последняя треть, и уже невозможно без слез, поди, на позорище это смотреть. Адвокаты, сменяяся вахтенно, прокуроров приперли к стене; постепенно фамилия Лахтина нарицательной стала в стране, и, от горького смеха постанывая, весь народ, до гламурных чудил, на судилище это Басманное как в Театр Сатиры ходил; собирались, болезные, затемно, чтоб на лучшее место пролезть… Отомстили вполне показательно, раздербанили ЮКОС как есть, потоптались быками на выпасе, а на Запад махнули рукой, — но теперь-то, казалось бы, выпусти, если ты прогрессивный такой! По словам преподобного Сергия, высший подвиг — в прощенье врага… Но смешно ожидать милосердия. Милосердия нет ни фига.
Я заметил, что местные паттерны повторением вечным грозят. Все возвратно — они поступательны: шаг вперед — и сейчас же назад. Оппозицию нашу опальную задолбало движенье светил: чуть Сурков разрешил Триумфальную, как Собянин ее запретил. Чуть свободой повеяло вроде бы — возрастает Володина прыть, а когда торжествуют Володины, то свободу забыть и зарыть. Неудобно в Отечестве хордовым: здесь не любят стволов и опор. Но теперь, после случая с Ходором, я подумал — и в общем допер. Хоть подобное соположение вам покажется в чем-то срамно, где я видел такое движение? Для чего характерно оно? Для махания веткой омеловою? Для катанья на лыжах в снегу? Вроде сам его часто проделываю, а припомнить никак не могу… Только вроде просвет открывается — продолжается та же байда. Как же точно оно называется, если двигать туда и сюда? То поманят волшебные фикции — но ведь Ходор не Чепмен, не Бут. Эта вещь называется «фрикции», потому что нас с вами —
Но лгут эти пафосные аналогии! Наше время по кругу течет. И поэтому, думают многие, тут скрывается хитрый расчет. Если сроки начнут поглощаться там и четырнадцать будет второй, должен выйти в две тыщи семнадцатом несгибаемо стойкий герой. Это значит, что дата назначена и видна в непроглядном дыму; то, что Ленин проделывал начерно, надо набело сделать ему. И величье, что ныне затеряно, расцветет и утроится впредь — для того это все и затеяно.
Ради этого можно терпеть.
