Александр Шестун: Прощай, приветливый Ярославль!
Благородный внешний облик новых ярославских соседей по камере 40 не обманул моих ожиданий. Подполковник ВВС из Рыбинска с пышной шевелюрой и ростом 192 см Денис Линкевичус обвиняется по ст.190 УК РФ (взятка). Бизнесмен из Тюмени Дима Гражданкин с ярко выраженными еврейскими чертами лица угодил сюда по подозрению в мелком мошенничестве. Крестьянин Михаил Степанович из Рязанской области за езду в пьяном виде и совсем юный Вова из Сергиева Посада по «народной» статье дополнили пеструю картину постояльцев камеры. Эти славные высокие мужчины тут же нагрели кипятильником воду в ведре с вмонтированным краном, приспособленном под рукомойник. С удовольствием я смыл этапную грязь и запах в импровизированном душе возле раковины. Под ногами улавливал потоки воды широченный тазик. Побритый, помытый, намазанный кремом я с большим аппетитом набросился на еду, накрытую мне на широком столе.
- Почему у вас такая ужасная камера? – поинтересовался я у ребят.
- Да ты что, Саша! Это лучшая «хата» на всем продоле. Стол целый, полы крашеные, без дырок, унитаз белый с бачком, рукомойник удобный. Темно-зеленый цвет во всех помещениях СИЗО. Если бы ты попал на 1 этаж, где держат транзитников, то увидел бы настоящий ад. Мы-то за год уже обустроились основательно, - наперебой сыпали аргументами арестанты.
- Почему у вас свет такой тусклый?
- Это мы еще свои лампочки пронесли сюда.
Я тут же завалился спать на ходящие ходуном нары. Белое постельное белье и одеяло мне дали только на 6-й день. Запасливые соседи снабдили простыней и наволочкой, а пододеяльник у меня был свой, еще с «Матросской тишины», в который я вставил большое полотенце.
Из коллекции моих кипятильников парни устроили гриль, и мы пожарили морковки, лук, чеснок, колбасу и сыр с гарниром. Готовили настоящую шаурму и мексиканские лепешки.
Дважды нас выводили на прогулки, а в остальное время мы играли в шахматы и шашки. Добрая атмосфера настолько расплющила меня, что я оставил на потом написание публикаций.
На проверку нас зачастую не выводили в коридор, а просто пересчитывали в камере. Отсутствие видеокамеры в хате просто повергло меня в шок.
Мне удалось побеседовать с крупнейшим когда-то застройщиком Ярославля Алексеем Лагуниным. Его экстрадировали из Испании, где у него осталась семья. Это уже третий знакомый человек, сидевший в комфортных испанских тюрьмах. Здесь же Алексей размещен в двухместной камере с телевизором, привезенным из Европы.
Сосед у него – 50-летний китаец Ли, арестованный за незаконное пересечение границы. На прогулке он громко кричит боевой клич: «Ки-я»! Ли задержали вместе с его родственником из Поднебесной – Ваньбинем, который недавно умер в соседней с нами камере 404. Китаец много раз звал врача, но тюремные медики только замеряют температуру и давление. После получения многочисленных отказов ему стало очень плохо, вызвали скорую помощь, но в машине он скончался, не доехав до больницы.
Довольно обстоятельно я поговорил с Ринатом Бадаевым, заместителем мэра Ярославля по строительству. Мы знакомы еще с воли, когда он работал в администрации Люберец. Ринат бывал у меня в служебном кабинете, где мы обсуждали перспективы строительства жилья в Серпуховском районе. Он высок, сутуловат, худощав, носит небольшую бородку. Пять раз в день читает намаз. Пользуется уважением не только среди сокамерников, но и во всей тюрьме.
Я узнал всех резонансных заключенных ярославского СИЗО, известного многим как крупный транзитный узел.
Местной особенностью является вывоз на следствие в ИВС, где с заключенными работают сотрудники правоохранительных органов. Просто на централе только один адвокатский кабинет. Если защитник туда прорывается по записи, то времени на встречу ему дают только 20 минут. Страшно представить, сколько бюджетных денег тратит ФСИН на конвой, сухой паек, стоящий в 5 раз дороже ежесуточного питания в СИЗО.
Отсутствие телевизора и холодильника в нашей камере нисколько не смущало меня. Главное – хорошая компания и доброжелательная обстановка. В отличие от Тверского СИЗО здесь никого не бьют, не отбирают вещи, не мучают без конца в карцерах.
Моя знакомая по длительной переписке передала мне свой диалог с дочерью о ярославской тюрьме, которую издавна называют «Коровники», по названию близлежащего поселка:
«Дочка начинает потихоньку читать, и когда пришло от тебя письмо, на телефоне отображается СИЗО-1 Ярославль, а в скобках (Коровники), и ее заинтересовало именно это слово, она прочла его по слогам, а потом издалека спрашивает
- «Коровники» - это адрес?
Я утвердительно киваю, она продолжает:
- А кто тебе из Коровника пишут, коровы?
Я объясняю, что там временно живёт дядя Саша, и вот написал письмо. Она продолжает:
- Почему дядя живёт в коровнике, у него, что, дома нет?
- У него был раньше дом, но его отняли, и решили, что он пока поживет там…
Дочь задумчиво:
- Дом отняли, потому что дядя Саша много смеялся и улыбался?
Это так ребенок описывает состояние счастья... Я кивнула ей в ответ, и на этом вопросе я понимаю, как наши дети близки к реальности происходящего, им порой не надо знать глубинных проблем, переплетений жизни, чтобы понять, что если ты в какой-то момент жизни успешен, счастлив и силен, выстроил определенный быт, то найдётся миллион завистников, желающих обладать тем, чего не выстроили сами».
Написал Юле, что плохо чувствую себя в ярославской тюрьме. Видимо, на этапе хватанул инфекцию. Автозак и столыпинский вагон были переполнены арестантами с разных тюрем и колоний. Кашель, насморк и больное горло беспокоили меня. Ехать в таком состоянии в Тверское СИЗО, где тюремные медики только имитируют лечение, не очень хотелось. Потом, я знал мстительность Тверского УФСИН. По спине пробегал холодок, как только я представлял «горячий» прием зловещей тюрьмы.
Мои интеллигентные сокамерники Ярославского СИЗО стали уже родными людьми. Мягкий режим позволял спать днем без ограничений. Как всегда, рано утром я писал тексты для публикаций и письма. В камере было 5 человек, днем все время кому-то нужен стол, и тебя бесконечно о чем-то спрашивают.
Встреча с региональным уполномоченным по правам человека Сергеем Бабуркиным сулила небольшую отсрочку от этапа.
- Чем я могу помочь Вам? – спросил правозащитник.
- Я болен. Прошу 3-4 дня никуда меня не перемещать, чтобы немного подлечиться.
Однако мрачные прогнозы опытных сидельцев о полном бездействии Сергея Бабуркина сбылись. Через день после встречи меня заказали на этап. Пока я шел с сумками, то видел множество крупных крыс, шныряющих по ночному тюремному дворику. Это была не та милая мышка, прописанная в 405-й камере. Когда мои соседи заезжали сюда, то в туалете висела записка от сидевших тут женщин: «Кормите Лелика!» Парни накрошили хлеб и налили молоко в крышку. Небольшой мышонок не спеша выбрался из дырки из-под унитаза и важно проследовал до угощения. Я дважды видел маленького обитателя уютной камеры.
Ярославские тюремщики чрезвычайно контактные и продвинутые. Среди них весьма высоки протестные настроения против действующей власти. После инициативы Валентины Терешковой, депутата Госдумы от этого региона, о бесконечном продлении царства Владимира Путина и внесении изменений в Конституцию РФ к ней кардинально изменилось отношение. Если раньше женщину-космонавта буквально боготворили местные жители, то теперь люто ненавидят. О губернаторе Миронове (на момент моего нахождения в Ярославле он был еще действующим) отзывались исключительно нецензурной лексикой. Осужденных мэра Ярославля Евгения Урлашова и главу Рыбинска Юрия Ласточкина абсолютно все хвалят и жалеют.
Я попросил сотрудников СИЗО помочь загрузить сумки из-за паховой грыжи, и они сами за 5 минут справились с моим багажом. Обычно просят заключенных из хозотряда. Большинство конвойных знало мою историю и уважительно называло меня «Александр Вячеславович».
В автозаке послушал грустную историю заключенного из кировской колонии. Его везут на дозагрузку – вменение новых обвинений, но он этому только рад. Жестокие порядки там позволили ему выиграть в Европейском суде крупную компенсацию за пыточные условия содержания. Услышав наш разговор из соседнего отделения, езид из Армении Юра Тамаян стал интересоваться моим делом. Я начал ему объяснять подоплеку, но он с каждым разом пытался задавать все более неприятные вопросы и подвергать сомнению сказанное мной.
- Ты же не следователь, чтобы обвинять меня, - пожурил я опытного рецидивиста.
И тут Остапа понесло…
- Я позвоню в твой лагерь блатным и скажу, чтоб тебя там замочили! – горячился маленький тщедушный дебошир. – Я таких, как ты, коммерсантов давил на воле!
- Ты свой язык на помойке нашел? – отрезал я и прекратил бесплодную дискуссию.
В столыпинском вагоне конвойные потребовали от меня зайти в купе к этому бойкому езиду. Я предупредил вертухаев, что с ним был конфликт в автозаке. Очевидно они знали об этом, но умышленно проигнорировали мои опасения. Как и следовало ожидать, Юра Тамоян начал с ходу сыпать лагерной лексикой, рассказывая о своих многочисленных ходках. Войдя в раж, он начал размахивать руками и задел меня. Пришлось ударить его в грудь, чтобы он и его феноменально худой друг-армянин поняли о неотвратимости возмездия. Честно говоря, мне бы понадобилось не более 5 минут, чтобы отправить в нокаут этих парней, однако мои кровные враги вовсе не арестанты.
- Конвой! Смотрите, тут провокатор! – громко начал кричать Тамоян. – Уберите его из купе или мы его убьем тут!
Впрочем, после разборки «армянская мафия» успокоилась, и весь оставшийся путь мы обменивались впечатлениями, закусывая бутербродами и тюремным сухим пайком под мерный стук колес. Они вышли ночью в Рыбинске для лечения в местной больнице ФСИН. Вместо них зашли два интересных пассажира, одного из которых можно было слушать неделю без отрыва.
Первый – Семенцов Роман из Королева, где на корпоративе космического института в пьяной драке нанес удар, от которого его соперник впоследствии умер. Он давно приобрел дачу в Серпуховском районе, и у нас, конечно, много общих знакомых. Рома следовал в удобные смоленские лагеря.
Второй арестант, крупной комплекции, сразу привлек мое внимание спокойной уверенностью. Он тут же снял тюремную робу и вколол инсулин в огромный мохнатый живот. Все тело было покрыто тюремными наколками самых разных цветов и размеров, в которых отсутствовал единый стиль. Когда он доложил конвоиру срок, 25 лет особо строгого режима, я отметил, что армянские гопники имеют наказание менее 3-х лет. Алексей Марков по кличке «Паук» прошел все самые суровые зоны Архангельской области: ИК-16 «Онега», ИК-29 «Емца». «Онега» пропустила через свои жернова многих воров в законе и чеченских полевых командиров. Говорят, Рамзан Кадыров посещал своих земляков в «Онеге», а его способности защищать единоверцев хорошо известны. Когда в этом лагере еще содержали заключенных с пожизненным сроком лишения свободы в полосатых робах, то всех охранял спецназ ФСБ, ежедневно избивавший арестантов. Членов ОНК и прокуроров в этот блок просто не пускали. Потом ситуация резко изменилась, и сейчас там довольно сносно можно существовать. Хорошо кормят северным пайком, дают теплую одежду, платят хорошую зарплату, не жестят с режимом.
Свой изначальный срок, 15 лет, Алексей увеличил в лагере, сбив с ног ударом в голову, а затем надавив ногой на горло армянину, не отдавшему карточный долг.
Поймал себя на грешной мысли: «Жаль, что Тамоян не послушал его красочный рассказ»… Потом стыдился своего злорадства над езидами и армянами, прошедшими жестокий геноцид.
Впоследствии Алексей Марков отбывал наказание в ИК-12 строгого режима г.Рыбинска. Мусульманский джамаат (объединение зеков в группу там возглавляет Гаджи, который полностью контролирует весь оборот «запретов», решает все насущные вопросы с «хозяином»). Для мусульман готовят отдельную халяльную еду более высокого качества. Заезжает машина с отдельными продуктами для правоверных. Если заключенный проиграл в карты и вступил в джамаат, то уже никто долг с него не востребует. При таких бонусах неудивительно, что за месяц под знамя ислама встало 108 новеньких.
Из рыбинских лагерей в столыпинском вагоне ехало много народу. Подтвердили, что ИК-12 стала зеленой зоной.
Похожую историю мне рассказывали о зоне строгого режима в Дагестане – «Шамхал». Там тотальная власть у джамаата, хотя колония раньше всегда была черной.
Тут же все переключились на обсуждение, как экс-мэр Ярославля Евгений Урлашов вместе с племянником начальника УФСИН погорели на выставленном фото с шашлыками, изготовленными в санчасти, где они прохлаждались около года.
Честно говоря, такие длительные этапы феноменально изнурительные, но получение столького количества информации о событиях во ФСИН всей России из первых уст стоят всех этих злоключений.
Алексей Марков отработал 2 года в тюремной больнице Рыбинска. Строил все, что просили. А теперь перемещается в ЛИУ-8 Андреаполя. Это лечебное учреждение для отбывания наказания наркоманами и алкоголиками считается лучшим учреждением ФСИН в Тверской области. Сосновый бор, сельхозпроизводство, мягкий режим, разумный начальник – словом, санаторий для заключенных.
Наш поезд прибыл в Бологое, и хотя следующая станция была в Твери, куда все мы ехали, нас сгрузили из-за очень короткой остановки там. Более 8 часов мы в отцепленном вагоне ждали автозаки. Конвой специально загнал всех парней в КАМАЗ, а меня оставил последним. Из-за грыжи я не мог вытащить все свои вещи, и было некому помочь.
- Я не могу это поднять!
- Тогда ваши вещи останутся здесь.
Пока мы препирались на солнышке, вокруг нас начала собираться толпа горожан. Меня стали силком загонять в автозак при зеваках. Когда мы отъехали, конвоир заметил:
- Ваш багаж в Бологом валяется.
В машине встретил молодого парня из 4-го отряда ИК-6, куда после конфликта со мной переместили «красного короля» зоны Бежецка Сергея Ларенкова. Парень поведал, что «Сеня» вел себя тихо, практически ни с кем не общался, забросил свои царские замашки. Вместе с простыми смертными двухметровый гигант ходил в столовую, делал зарядку, участвовал в построениях при проверке. С его слов, большинство в этой войне было на моей стороне.
Этот юноша работает на пилораме. Платят им по 150 рублей за кубометр древесины, что по сути грабеж. У пильщика досок выходит зарплата по 200-300 рублей в месяц.
Дорога из Бологого в Тверь заняла более четырех часов, но почти все молчали. Дурная слава о Тверской тюрьме подавляла какое-либо общение. После радостных описаний приветливых калужских, ярославских, смоленских, рязанских колоний в вагоне, арестанты с серыми лицами ехали, буквально как на каторгу. Кстати, я исследовал множество книг о содержании заключенных в царской России и могу заметить, что пищевое довольствие было гораздо богаче, чем сегодня, режим намного мягче, сроки в разы меньше, а работы нельзя назвать тяжелыми (каторжными). Зато наши тюрьмы и лагеря покомфортнее сталинского ГУЛАГа. На том и спасибо великому президенту Всея Руси.
