Антон Орехъ: История историка
Знаете, почему Юрия Дмитриева постарались представить педофилом? Всё просто: чтобы мы вообще не могли думать о той работе, которую он фантастически проделывал год за годом, четверть века. Ну, какие могут быть разговоры, комплименты и симпатии, если человек над ребенком глумится на почве секса! Над приемной девочкой, которую ему доверили удочерить!
И кто там вообще станет вникать в обстоятельства дела, в нюансы? Я знаю, что даже среди сочувствующих Дмитриеву многие не сильно вдавались в подробности дела (как, увы, и исследований Юрия Алексеевича). Раз преследуют — значит, хороший человек. Раз сталинский террор изучал — значит, полезное дело делал. Но ведь и обратная точка зрения базируется на таких же штампах. Раз малолетние и секс, то никак не меньше, чем извращения и систематические надругательства с порнографией.
Важно было создать четкую негативную ассоциацию с именем человека и бросить липкую, скабрезную тень на весь его труд. Хотя даже теперь, по здравому размышлению: если он делал детскую порнографию и применял сексуальное насилие к ребенку, то почему же срок-то маленький такой ему дали? И то, со второй попытки! Да еще и к осени на свободу выйдет! Тут бы возмутиться вообще-то беспринципностью суда. Но подробности снова окажутся на третьем плане. Обывателю важно вдолбить в голову одно: самозваный историк оказался педофилом и верить ему поэтому нельзя!
Отрицание ужасов Сандармоха не ограничилось простым уголовным преследованием. Гоп-компания Мединского провела на месте уничтожения людей свои альтернативные изыскания и провозгласила как окончательную версию о расстреле в карельских лесах советских военнопленных финнами. Что, кроме команды Мединского, никем больше не признается и ничем не подтверждается. Но у нас уже есть исторический опыт отрицания расстрелов поляков в Катыни. И потом: даже если согласиться с тем, что финны убивали там красноармейцев, разве это отменяет сталинские убийства? Объяснение тому, почему враги убивали наших солдат, найти нетрудно. А вот как объяснить, почему мы сами убивали своих? Тысячами, на конвейере, зверски, как на бойне скотину!
За этот вопрос Дмитриева и судили. А чем это вопрос так плох? Почему надо устраивать целые экспедиции, чтобы опровергать очевидное? Зачем разрушать жизнь человека в суде, разбивать его семью? Они что, все сталинисты? Мы регулярно видим соцопросы, которые показывают, как растет популярность Сталина. Эти люди тоже все сталинисты? Они все живодеры, садисты, все поддерживают расстрелы без суда невиновных людей?
Думаю, что дело здесь не в садизме и кровавой жестокости. Мы живем в стране, которую называем великой, а подтверждения величию нет. Чем мы велики, кроме территории и запасов ископаемых? Чем гордиться, кроме давних достижений, которые совершили не мы, а наши предки? Книгами, написанными сто лет назад? Открытиями, сделанными в прошлом веке?
Потому такого истерического размаха достиг культ Победы, что ничего больше нет, за что можно было бы уцепиться. Точнее, даже не Победы, а мифа о ней. И любят люди не столько Сталина, сколько миф о нем — строгом, но справедливом, суровом, зато сломавшем хребет фашизму. Как можно поддерживать культ и развивать миф, если признать, что Победа достигнута ценой чудовищных потерь и ошибок, а гениальный вождь лично отдавал приказы об уничтожении невиновных людей, и сподвижники его — сплошь палачи?
Та правда, которую открыл в Сандармохе Юрий Дмитриев, она бьет по мифу, развенчивает культ. Вместо пафоса и сплошной идеализации триумфа — кости, кости, кости. Подвиг Дмитриева не только в том, что он раскрыл эту тайну — он и его соратники вернули 6200 имен расстрелянных в том месте! Это невероятная цифра. У нас обычно ни следов, ни протоколов не найти. Мы и потери в Великой Отечественной никак не подсчитаем, да и не сможем уже никогда подсчитать. А здесь столько судеб перестали быть безвестными, столько мертвых воскресли хотя бы таким образом.
Дай бог Юрию Васильевичу здоровья и сил. Терпения и возможности продолжить свое дело после выхода из колонии. Грязь от его имени отлипнет, и в истории оно останется чистым. А имена его судей — сотрутся. И это не та потеря, о которой будет жалеть история.
