Буря в тихой гавани
Россия пока не включилась в общемировую борьбу с офшорными схемами
Прятать деньги в офшорах становится все сложнее. Участники недавней вашингтонской встречи министров финансов и глав центробанков G20 договорились об автоматическом обмене информацией о налоговых уклонистах. Главы минфинов Евросоюза также 23 апреля обсудили проблемы противодействия офшорным операциям на встрече в Амстердаме. Тон дискуссиям задало скандальное «Панамское досье». В первой декаде апреля Международный консорциум журналистских расследований (ICIJ) опубликовал серию статей, основанных на утечке данных панамской юрфирмы Mossack Fonseca об офшорных счетах видных персон из многих государств, включая Россию.
Всемирный скандал с «панамским досье» породил массу вопросов. Главный из них – станет ли опубликованный «компромат» катализатором структурных изменений, которые сделают более прозрачной глобальную финансовую систему? Закроют ли власть имущие лазейки, позволяющие не платить налоги с доходов – криминальных или даже легальных? Сохранятся ли вообще офшоры как инструмент ведения денежных операций?
Финансовая секретность и офшоры усугубляют проблему социального расслоения, говорит Мэтью Гарднер, исполнительный директор Института налогообложения и экономической политики в Вашингтоне. Когда богатые переписывают свой бизнес на подставных лиц, на «компании-пустышки», когда казна недополучает миллионы или миллиарды, это значит: столько же недополучило общество – государственные школы и больницы, дети и инвалиды, пенсионеры и малоимущие. К примеру, одна из нефтегазовых компаний в Уганде увела из-под налогов 400 млн. долларов – это больше, чем местное правительство тратит на нищее здравоохранение; из-за отсутствия денег пациенты больниц спят на полу.
Никто точно не знает, сколько реально денег скрыто в офшорах: оценки варьируются в диапазоне до и свыше 20 трлн. долларов. И это при объеме глобального ВВП в 70 млрд. долларов. Налоговые гавани, которых в мире насчитывается 50–60, служат юридическим адресом для более чем двух млн. компаний, тысяч банков и фондов. По расчетам финансового аналитика из Университета Калифорнии Гэбриэла Закмана, офшоры содержат не менее 8% мирового богатства, а налоговые ведомства недополучают из-за них в совокупности 200 млрд. долларов в год. В числе лидеров по потерям госказны из-за офшорных схем г-н Закман называет нефтедобывающие монархии Персидского залива (57% общественного богатства уходит в офшор), Россия (50%), страны Африки (30%) и Латинской Америки (22%).
Между тем сам по себе офшорный бизнес не предполагает никакого криминала. Офшорная экономика появилась в 1970-е годы, когда сложились условия для свободной конвертации валют и перевода денег по всему миру. Нет ничего противозаконного или нарушающего государственные интересы в том, что фонды, зарегистрированные на Кайманах, управляют средствами в 1,25 трлн. долларов, а на Бермудах – более чем в 900 млрд. долларов. Тем более что острова дают только регистрацию, а деньги по-прежнему «крутятся» в западных банках. Офшор – это прежде всего юридическое лицо, которое числится в какой-то юрисдикции, расположенной вдали от основных коммерческих центров.
Проблемы, как показала налоговая практика, начинаются там, где в игру вступают «развивающиеся страны». Как правило, офшорные компании нужны их резидентам по двум причинам: чтобы гарантировать собственность и ради легализации доходов, полученных от сомнительной деятельности. Наличные деньги могут становиться безналичными, а взятки – превращаться в инвестиции. Можно приобрести имущество в любом уголке планеты, которое не будет связано с именем собственника.
В выступлениях на саммите «финансовой двадцатки», прошедшей в минувший уик-энд в Вашингтоне, не раз упоминался план BEPS (Base Erosion and Profit Shifting) – план действий из 15 пунктов. Он был разработан в 2013 году Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) для борьбы с размыванием налогооблагаемой базы и выводом прибыли из-под налогообложения. По возвращению из Вашингтона глава Минфина РФ Антон Силуанов сообщил, что, поскольку ряд стран все еще не хочет присоединяться к BEPS в части раскрытия информации по своим бенефициарным владельцам, на встрече было решено «применять к ним меры вплоть до санкций». Государства, покрывающие офшоры, могут также быть ограничены в движении капитала.
Выполнять условия проекта BEPS согласилась Панама, считающаяся лучшим в мире офшором. Ее президент Хуан Карлос Варела заявил о готовности примкнуть к международной системе автоматического обмена данными о бенефициарах компаний. Если говорить о других признанных «налоговых раях», то к программе G20 лишь недавно присоединились Науру и Вануату. Но в ней не участвует такой мощный финансовый центр, как Бахрейн. И, как отмечается в докладе генсекретаря ОЭСР Анхеля Гурриа, «восемь юрисдикций до сих пор не имеют нормативно-правовой базы для оценки уровня прозрачности их налоговой системы, а еще в шести проводится оценка эффективности мер, применяемых против сокрытия информации».
Россия в ноябре 2014 года ратифицировала Конвенцию ОЭСР о взаимной административной помощи по налоговым вопросам. Но есть одна загвоздка: налоговая система РФ будет готова к обмену информацией о потенциальных уклонистах не ранее 2018 года, поскольку Минфин пока не применяет Единый стандарт отчетности (Common Reporting Standards, CRS). На CRS подписались почти 100 стран, в том числе все члены Евросоюза, офшорные территории Великобритании (Гибралтар, Британские Виргинские Острова, Бермуды), Лихтенштейн и Люксембург.
По идее, внедрение стандарта CRS позволит налоговой службе РФ в автоматическом режиме получать от иностранных банков данные о том, имеют ли российские резиденты счета, открытые ими на имя компаний. И что еще важнее – какова доля этих средств в общем капитале компаний. Сейчас черпать эту информацию просто негде, а сами бизнесмены делиться ею не спешат. По словам эксперта юридической фирмы «Клифф» Светланы Байдиной, именно поэтому вступивший в силу 1 января 2015 года отечественный закон о КИК (контролируемых иностранных компаниях) по сути провалился в своей реализации. Кстати, в разоблачительном докладе ICIJ отмечается, что, согласно антикоррупционному законодательству РФ, с 2013 года российским госслужащим запрещается участвовать в бизнес-операциях за границей и обладать счетами за рубежом.
В то же время, говоря о своеобразии российской предпринимательской среды, заместитель гендиректора «Трансперенси Интернешнл Россия» Алексей Шляпужников указывает на ключевую роль в ней людей, так или иначе имеющих отношение к государству, к госорганизациям, к госбанкам. По словам эксперта, они быстро поняли, что офшорная схема – это не только упрощение налогов и администрирования, но и удобный инструмент для сокрытия тех или иных доходов, да и вообще факта участия публичного лица либо его близких родственников в бизнесе как таковом.
Эту мысль дополнил директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев: «Российские частные компании являются по сути квазичастными. Они без государства ничего самостоятельно не предпринимают, по струнке ходят. Однако бизнес есть бизнес, и он при любых раскладах стремится минимизировать свои налоговые выплаты. Отсюда – и заинтересованность в том, чтобы непрозрачные офшорные схемы продолжали жить и здравствовать. Власть вроде бы декларирует, что надо проводить деофшоризацию, и даже делает какие-то шаги, принимая, скажем, закон о контролируемых иностранных компаниях. Но одновременно многие во власти кровно заинтересованы, чтобы все оставалось как есть. Для бюджета эта игра в офшорные прятки оборачивается немалыми потерями».
По словам старшего научного сотрудника Института экономической политики им. Гайдара Сергей Жаворонкова, большинство офшорных юрисдикций не хочет заключать с РФ соглашение об обмене информацией. «И ничего поделать с этим Россия не может, поскольку ее роль в финансовом мире невелика, – сказал эксперт. – Кроме того, в значительной степени борьба с офшорами носит характер политической кампании, демагогии и деклараций. Наши чиновники сами этими офшорами пользуются, да и госкомпании прибегают к офшорным схемам».
Мир устроен так, что, сколь частыми ни оказывались бы разоблачения, в нем всегда будет хватать людей, не желающих «делиться» с государством. За судьбу самих офшоров можно не беспокоиться, они нужны слишком многим. Однако если отдельно рассматривать перспективы борьбы с офшорной непрозрачностью в странах Запада и в России, то пока они представляются разными. Похоже, в первом случае «уведенные» деньги и их владельцев будут искать правоохранительные органы, а во втором – только любопытные журналисты.
