Письмо в Кремль. И ответ
И вдруг с ужасом подумал: а ведь мне, бедняге, даже поговорить по душам не с кем.
Совсем один.
То есть в недуховном-то плане, конечно, не один. Вон и супруга сидит драгоценная – торт уминает, хоть бы предложила, зараза. Что ни скажешь, только пожалишься – тут же: - Опять забубнил…
И детишки великовозрастные имеются – небось, ждут не дождутся, когда я концы отдам, жилплощадь им оставлю.
Приятели – уже не пьют, здоровье оберегают, а какой с ними разговор без этого? – это уже профанация какая-то.
Вот и получается - один. И дома, и на работе, и в будни, и в праздники…
И тут вдруг осенила крутая мыслишка: дай-ка я напишу ему, в Кремль.
Ну а чего?! Он, считай, каждый день в нашем доме на экране показывается – вроде как уже свой. Почему не поделиться со своим? А главное… ведь у меня с людьми какой главный критерий? – нарастает при них мое одиночество или, наоборот, стихает. Вот при нем – вроде как стихает. За то и ценю.
Я вообще-то во всей этой политкухне не слишком петрю. Может, кто-то на его месте и лучше будет, – но зато и одиночество на тебя нагонит. Зачем нам какой-то технократ неприятный нужен?!
Так что адресат выбран верный. Тем более что у него, похоже, та же проблема. Он же сам заявлял, что после смерти Махатмы Ганди ему и поговорить не с кем.
Ну, правильно, я его хорошо понимаю: все чего-то требуют, всем дай, дай - месторождения, финансирование, должности, - одни корыстные жлобы кругом… А мне ничего не надо: я и не клянчу, и не жалуюсь – у меня вопрос сугубо нравственный, можно сказать, экзистенциальный, а это сейчас, говорят, самый тренд.
И примеры исторические на этот счет имеются. Маяковский вон товарищу Ленину в стихах о наших мерзавцах докладывал (это ведь тоже от одиночества); Пастернак – так тот даже со Сталиным поговорить за жизнь и смерть пытался – это с губителем-то! Я, конечно, себя с ними не ровняю, но страдать не хуже ихнего умею.
У меня, кстати, и спина тоже побаливает, может, чего-нибудь дельное ему подскажу…
Ну а не доложат – что ж, я не обижусь, им бы с просьбами да кляузами справиться, – а тут какой-то там одинокий Пьеро затесался, невесть с чего плачется.
Ну а вдруг доложат?! А вдруг прочтет?! Да еще и вызовет?! А мне, мать честная, даже одеть нечего, одно старье еще с перестройки...
В общем, набрался наглости – и написал. И про одиночество свое, и про спину…
Написал. Отправил. Причем обычной почтой, в новогоднем конвертике – без всякого там интернета, я-то знаю, что он этим не балуется.
Ну, а чтобы видели, что я человек все-таки не простой, можно сказать, государственный, прямо с письмом направил также проект ответа.
Мол, так и так, благодарим вас, уважаемый Сергей Прокофьевич, за письмо. Вопрос вашего одиночества – не такой уж и личный. Скрепы этого явления представляют собой прямую угроза целостности и стабильности государства (это я даже подчеркнул)… Поэтому, мол, передаем ваше обращение в комиссию по нравственной безопасности...
Кроме того, даны соответствующие указания профильным ведомствам (это я им вроде как идею подбрасываю). Органам правопорядка поручено установить наблюдение за такими лицами, приглашать их регулярно на собеседование, выяснять, кто и что их одиночество подпитывает. Люди же (мы с вами это хорошо понимаем) не так просто одинокими становятся… Кому-то это выгодно!
Минкульту и телевидению также поручение - активнее пропагандировать всякую развлекаловку, чтобы еще больше было песен, плясок, ну как, например, в Туркменистане.
Минздраву - принять меры к быстрейшему внедрению инноваций от этого дела, а Роспотребнадзору, понятно, следить бдительно за импортом…
Ну а в конце, как и положено, приказал им (то есть, не я, естественно, а чтобы - он) доложить о принятых мерах в установленном порядке.
Вот как-то так. В общем, по всей форме отписал. Я когда в молодости в фельдпочте служил, тоннами такие цидули возил.
Ну, вот теперь сижу, жду ответа. Я уже и на нашей почте всем объявил: мол, придет депеша из Кремля, чтоб не проморгали, и вообще – не захламляли мой почтовый ящик всякими супер-акциями.
Очень уж мне охота получить оттуда какой-то ответик. Это же такой заряд верности для меня будет. Да я после этого пасть любому за него порву…
Я-то чего боюсь: после него ведь и поделиться уже будет не с кем.
