Режиссер, похожий на прокурора

В московском кинотеатре "Пушкинский" прошла премьера второй части блокбастера Федора Бондарчука "Обитаемый остров". Предыдущая серия обрывалась на самом интересном месте — когда два красивых молодых человека уединялись в танке.

После выхода первой серии "ОО", приуроченной к новогодним каникулам, прогрессивная общественность была потрясена: насколько же происходящее на придуманной братьями Стругацкими еще в 1969 году планете Саракш при переносе на экран оказалось похоже на современную российскую действительность! До сих пор, правда, аналитикам не удается прийти к единому мнению о том, кто из действующих лиц Владимир Путин: обозначает ли его божественный, хотя несколько блаженный и слабо ориентирующийся в окружающей реальности турист с Земли Максим Каммерер (Василий Степанов) или же наоборот, его основной оппонент и вождь саракшского кровавого режима Странник (Алексей Серебряков), мужчина, может, и не такой красивый и положительный, но явно более толковый и адекватный. Публичные выступления авторов особой ясности на этот счет тоже не добавляли, и, оставив, таким образом, зрителя в томительной неизвестности, они пообещали во второй серии, выходящей тоже к каникулам, уже майским, показать "мир наизнанку". Звучит соблазнительно, но это обещание не стоит понимать буквально — в том смысле, что во втором фильме как-то все повернется неожиданной стороной, маски будут сброшены и наконец выяснится, кто тут Путин, а кто просто вышел прогуляться по корчащейся под гнетом тоталитаризма планете Саракш.

Зато выясняется, кто самый умный в фильме — это сам Федор Бондарчук (то есть Прокурор, которого он играет). К этому выводу режиссер всем своим видом подталкивал уже и в первой серии, а во второй еще больше просвечивает, что Бондарчук тут единственный знает, что снимает замаскированную под антиутопию комедию (ну еще Гоша Куценко и Сергей Гармаш, возможно, что-то подозревают, но виду почти не подают). Комедия эта о тщете человеческих усилий сделать что-то хорошее — прикладывающий эти усилия порядочный человек чаще всего приобретает тот глупый вид, за который героя Василия Степанова невзлюбили читатели повести Стругацких, где Максим все-таки выглядит посообразительнее. Пока наивный Каммерер в поте лица мечтает разрушить систему излучателей, оболванивающих местное население, циничный бондарчуковский Прокурор живет в свое удовольствие, расслабленно поедает что-то экзотическое ("Скажите, чтобы принесли еще этой целебной дряни!"), формулирует программные заявления о том, что "никакая сила долго не остается без хозяина" и беззастенчиво называет Максима "лапушкой". С этим снисходительным обращением трудно не согласиться — Федор Бондарчук так стремился к тому, чтобы Максим Каммерер нравился девочкам-подросткам, что, увлекшись любованием его неземной красотой, он и самого героя по ходу фильма превращает во все более женственное существо. Чтобы окончательно обабиться, ему не хватает разве что тех сомнительных обтягивающих серебристых трусов, которые создатели фильма почему-то постеснялись взять из повести, где они упоминаются со странной навязчивостью. Во втором фильме авторы, однако, стеснительность отбрасывают и радуют абсолютно гомоэротической по своей сути сценой в каком-то дирижабле, когда свежеприобретенный соратник Гай Гаал (Петр Федоров) страстно признается Максиму Каммереру, обнимая его сзади за шею: "Я идиот, но я твой идиот". Максим, может, и сам бы рад в ответ признаться в чем-то подобном, но, видимо, просто еще не догадывается, что он тоже идиот, поэтому молча лихорадочно дергает свои рычаги управления.

Конечно, у Максима на Саракше номинально завелся и женский, как выражаются американские киноведы, love interest — свою любимую девушку Юлию Снигирь оператор Максим Осадчий делает еще красивее, чем в прошлый раз, но не в коня корм. "А ты держишься за ту самочку..." — бормочет коварный Прокурор, по мере фильма все более углубляющийся в заочные разговоры с Максимом, который его не слышит, но после жарких мужских объятий в дирижабле и в танке уже совершенно очевидно, что идея держаться за самочек себя постепенно изживает. Что хотел сказать этой гомоэротикой Федор Бондарчук (кстати, и в своем образе Прокурора допускающий возможность по-разному трактовать его сексуальную ориентацию), не очень понятно. Может быть, это намек, что когда борьба за свободу и демократию входит в решающую стадию, то и сексуальный либерализм тоже тут как тут, но в любом случае этот нюанс в развитии отношений двух главных героев придает скучноватому самому по себе антитоталитарному месседжу "ОО" бойкий и оригинальный оттенок.