Олимпийское
Мы две недели будем жить Ванкувером. Ванкувер будет в каждой голове, по всем общажным комнатам прокуренным, по всем кафе, где только есть ТВ. А победим — толпу наружу выплеснет (плевать, что здесь нежарко в феврале), и все иные звуки мигом вытеснит разгульное «оле-оле-оле». Мы пьяны не Обамами—Маккейнами, разделанными прессой под орех, а жаркими батальями хоккейными, в которых мы едины против всех. Мы бредим не предвыборными урнами — написано нам ныне на роду терзаться лишь катаньями фигурными, а в перерывах — звездами на льду. Ванкувер сдвинул даже Гай Германику, показанную, кажется, на треть, чем вызвал резонанс и даже панику у тех, кто мог еще ее смотреть. Читатели Донцовой и Акунина, ЕР- и НБП-электорат едины в обсуждении Ванкувера — и знаете, я как-то даже рад. Я это все большою ложкой хаваю, и мне сама возможность дорога почувствовать Россию сверхдержавою, не делая при этом ни фига. Снимается на миг проблема вечная: кто патриот? Сегодня все легко: тот патриот, кто будет за Овечкина, Морозова, Радулова и К°.
Что говорить, у нас проблема с имиджем. Наш шоколад хронически горчит. Каким гламуром мы себя ни вымажем — все что-нибудь посконное торчит. У всех ассоциация с Россиею грозна, но содержанием проста: все больше по вранью да по насилию нам достаются первые места. Кому охота называться первеньким в искусстве быть бездарнее и злей? Теперь мы выправляем это керлингом, не говоря про слалом и бобслей. Пусть мафия у нас руками длинными проникла даже в главный кабинет — однако в том, как прыгаем с трамплина мы, коррупции еще покуда нет. А в том, как фигуристка шею выгнула иль как несется с клюшкою юнец — проблемы нет ни со свободой выбора, ни со свободой слова наконец.
И то сказать: Россия — место скользкое, сплошная леденеющая жесть; есть государство чешское и польское, немецкое и штатовское есть, имеется какая-то Британия, где больше прав и меньше держиморд, — но только здесь фигурное катание воистину национальный спорт. Мы только этим в сущности и радуем собравшихся у кинескопных призм — что все скользим, и все-таки не падаем, и даже проявляем артистизм! А то, как меж цензурными рогатками проводим мы простейшие слова, или ментов умасливаем взятками, забыв свои врожденные права? Есть в этом что-то от того же самого искусства извертеться на пупу, которым мастера большого слалома пленяют потрясенную толпу. А то, как мы за все порывы платимся? Уж я не про коррупцию, бог с ней, — про то, как двадцать лет мы книзу катимся, успешно имитируя бобслей? В гостях, в родной газете, в магазине ли — в глазах темнеет, а в ушах свистки… Нет, как хотите, виды спорта зимние России исключительно близки. И как бы там канадцы лбов ни хмурили, а штатовцы ни прыгали в поту — мы лучше прочих сделаем в Ванкувере все то, чему обучены в быту. Мы будем всех эффектней, всех заметнее, ни при каком морозе не дрожим…
Неплохо бы освоить что-то летнее.
Но это нам трудней. Не тот режим.
