Прежних ошибок груз
"Груз 200" Алексея Балабанова выходит в прокат
Новый фильм Алексея Балабанова "Груз 200" оброс самыми устрашающими легендами еще на стадии съемок: больше всего впечатлял список ведущих российских актеров, отказавшихся от участия в картине из-за небывалой жестокости сценария и полной аморальности главного героя. Возглавляет перечень "отказников" Евгений Миронов, на которого и писался сценарий Алексея Балабанова, словно нарочно усыпившего внимание общественности двумя предыдущими фильмами – комедией "Жмурки" и мелодрамой "Мне не больно". Используя чужой и вроде бы совершенно не подходящий ему драматургический материал, Балабанов, давно признанный и как мастер арт-хауса, и в то же время как создатель кассового хита "Брат", с равнодушной уверенностью освоил новые для него коммерческие жанры, формулируя при этом свою задачу предельно утилитарно: чтобы на "Жмурках" смеялись, а на "Мне не больно" рыдали.
Зритель, соответственно смеявшийся и плакавших на двух предыдущих балабановских фильмах, возможно, и не сразу будет понимать, как ему реагировать на "Груз 200". На рекламном постере картины изображен сжатый кулак с вытатуированными на пальцах буквами "СССР", и в принципе удар кулаком в нос может дать отдаленное представление о том, каким образом это произведение может воздействовать на психику. Тщательно воссоздав детали советского быта, Алексей Балабанов достигает эффекта полного погружения в советскую провинцию 1984 года. Это время действия, когда несколько генеральных секретарей ЦК КПСС один за другим превратились в трупы, выбрано принципиально и безошибочно: именно в 1984-м острее всего чувствуется тот запах разложения, гниющей мертвечины, которым пропитан "Груз 200".
Проще всего интерпретировать эту картину в социальном, антисоветском ключе – и действительно, если у кого и оставалась ностальгия по социализму, то балабановский фильм отшибает ее напрочь: из него наглядно следует, что хотеть вернуться в советское прошлое – все равно что хотеть добровольно лечь в гроб. Однако если прислушаться к словам самого режиссера, считающего "Груз 200" фильмом о любви, то за довольно банальным, очевидным социальным мессиджем о тлетворной природе советской власти просматривается извращенная, леденящая love story, и эротизма инфернальной окраски в ней не меньше, чем в черно-белой стилизации "Про уродов и людей" из жизни первопроходцев порнографического кинематографа.
"Про уродов и людей" прежде всего вспоминается при попытке вписать "Груз 200" в контекст предыдущего балабановского творчества – не только потому, что это тоже ретро, хотя и сделанное в совершенно другой визуальной и звуковой стилистике, и не только потому, что теперь Алексей Балабанов называет "Про уродов..." и "Груз 200" двумя своими любимыми и самыми удачными фильмами. По тому ощущению абсолютного зла, которое вызывает не испугавшийся сыграть главную роль маньяка и "оборотня в погонах" Алексей Полуян. Милиционер-беспредельщик из "Груза 200" напоминает демонического растлителя Иоганна, которого в "Уродах" играл Сергей Маковецкий. Маковецкий, кстати, от съемок в "Грузе 200" тоже отказался, но потом одумался и озвучил одну из ролей – преподавателя научного атеизма (Леонид Громов), который при всей своей безобидности и интеллигентной мягкости вполне может рассматриваться как один из главных злодеев фильма. Во всяком случае, именно его открытым текстом – "Развращаете детские души, чтобы колбасу жрать" – обвиняет персонаж Алексея Серебрякова, чья позиция в философском споре о душе и материи ближе всего к точке зрения самого автора. Впрочем, Алексей Балабанов никогда прямо не идентифицируется ни с кем из своих персонажей и не навязывает зрителю свои мысли, заставляя героев их формулировать. Еще менее он склонен кого бы то ни было винить – скорее наоборот, даже те чудовищные издевательства, которым подвергает сумасшедший милиционер взятую в плен дочку секретаря парткома, режиссер объясняет исключительно любовью, способной внезапно поразить и такую почти лишенную человеческих черт рептилию, какой является герой "Груза 200". То, что проявления его любви, мягко скажем, нетрадиционны, следует списать скорее на своеобразие индивидуальной психики, чем на засилье в стране научного атеизма или, скажем, на звучащую лейтмотивом фильма песню Юрия Лозы "Мой маленький плот" – ею Алексей Балабанов оттеняет самые страшные эпизоды картины, но вовсе не из ненависти к низкопробной советской попсе, а опять же исключительно из любви к этой светлой, жизнеутверждающей музыке.
