Здесь у моря был город
Часть вторая (часть первая)
Это вторая часть репортажа из оккупированного Мариуполя. В ней корреспондентка «Вот Так», побывавшая в городе в конце февраля, продолжает рассказ о засилии бюрократии, говорит с местными жителями о погибших и описывает, как военные и строители из России едят в ресторанах, а горожане стоят в очередях за бесплатной едой на улице.
«Кивает — значит дееспособный»
В ближайшие месяцы тем, кто получал в Мариуполе пенсию по инвалидности, ее перестанут выплачивать, если все украинские документы не будут переоформлены на российские. Всех, кто пытается отстаивать свои права, новая власть отправляет в суд, который теперь состоит из юристов «ДНР».
«Эту пенсию новая власть назначала на 12 месяцев, — рассказывает Татьяна, которая ухаживает за парализованным мужем. — И теперь нам заново нужно проходить всех врачей, доказывать, что муж — пожизненный инвалид, чтобы получать пенсию. И сделать это можно только в Донецке. А там стреляют. Это мне нужно нанять машину, людей, которые его вынесут, свозить его в Донецк, показать там, они назначат комиссию, потом привезти обратно, потом снова везти на комиссию. У меня просто нет на это денег. Я ходила в суд устанавливать опеку. Судья мне говорит: “Пусть он напишет, что не может присутствовать”. Я говорю: “Он же парализованный, вот документы”. Судья мне отвечает : “А вы когда с ним разговариваете, он реагирует?” Я говорю: “Ну кивает”. Она мне: “Так он у вас дееспособный. Вы нажиться хотите! С государства денег взять!”».
У Ольги 12-летняя дочь с ДЦП. Она может передвигаться только в коляске. Женщине с дочерью, как и Татьяне с мужем, тоже предстоит заново подтверждать инвалидность, хотя, по словам Ольги, накануне незаконных референдумов им обещали признавать украинские документы: «В постановлении российском о присоединении ДНР написано, что все документы, выданные в Украине, должны признаваться в полном объеме, но они их не признают. Шо тут кто кому должен? Никто ничего никому не должен. Мне сразу сказали: хотите подтвердить инвалидность — готовьтесь к десяти кругам ада».
Увольнение или российский паспорт
Самая большая толпа собирается у здания МВД. «У вас какой номер?» — женщина с тревогой на лице быстро приближается к толпе на ступеньках здания МВД.
«760-й, — отвечает ей мужчина успокаивающе. — Не переживайте, сейчас только первую сотню номеров читают».
Каждый день в 4 часа дня на автобусной остановке или на ступеньках — перекличка тех, кто записался подавать документы на получение российского паспорта. Тех, кто не пришел на перекличку, вычеркивают. Особенно тяжело зимой ежедневная перекличка дается пожилым людям, а их в очереди большинство. Все это мариупольцы организовали сами, чтобы как-то справиться с давкой и хаосом у здания МВД. Ходить каждый день отмечаться, прежде чем удастся подать документы, нужно примерно три недели. Иногда у людей не выдерживают нервы: они устраивают потасовки и рвут списки.
Первые 40 номеров этого дня приезжают к 5 утра на подачу документов, хотя комендантский час в Мариуполе длится с 10 вечера до 6 утра, а само отделение МВД открывается в 9. Иначе в организованную, составленную по спискам очередь, пролезают незаписавшиеся люди. Стоят на подачу почти целый день. Если приходят строители или военные, очередь из списка подвигают.
«С 1 марта, несмотря на то что украинские паспорта действуют до 26-го года, начинают требовать только российские паспорта, чтобы назначили пенсии, — объясняет мужчина, который пришел выстоять перекличку за свою маму. — И сейчас это проблема массовая. И если ты хочешь работать, ты должен получить российский паспорт. Говорят: либо увольняйся, либо в обязательном порядке получай российский паспорт. И вот это все, что сейчас здесь происходит, — это люди, которые хотят работать, и пенсионеры. Потому что либо ты будешь голодный сидеть, либо ты пойдешь за паспортом, притом вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет».
Сет гунканов
Около центра гуманитарной помощи на столбе наклеен график выдачи хлеба. Каждые семь дней здесь по паспорту или свидетельству о рождении только людям старше 65 лет или детям младше трех раздают тысячу буханок. Но в последнее время гуманитарка задерживается и ее все меньше. Около центра выдачи на Левом берегу никого нет. На воротах — объявление, написанное ручкой на картоне: «Воды нет, когда будет — неизвестно». Зато через несколько дней объявлена выдача продуктовых наборов для детей до трех лет. Обещают, что будет 200 наборов.
В разрушенном центре города к грузовику «Газель» снова очередь. Между ветвей березы закреплена картонка, на которой ручкой написано «Полевая кухня: понедельник 15:30–16:00, среда 11:30–12:00, пятница 15:30–16:00». Тут раздают чай и гречневую кашу. Эта «Газель» появляется в самых разрушенных частях города, и к ней стекаются люди. Гречку и чай может получить любой, без документов.
Опрятно одетая женщина говорит соседке по очереди: «Ну может, последний раз стою. Надеюсь, мне все-таки назначат пенсию и не придется сюда ходить».
В соседнем квартале с тем, где мы застали «Газель», работает ресторан. Тут есть роллы, стейки, сет суши-гунканов (креветка, лосось, тунец, окунь, угорь), выбор авторских чаев («Эрл Грей», «Брызги шампанского»), восемь разновидностей виски, коктейли на джине, водке, текиле, самбуке, роме, абсенте, шоты («Невинный секс», «Скользкий сосок», «Флаг России»).
Девушки пьют клубничный дайкири и делают селфи. Военные едят стейки. Плечистые строительные подрядчики ругаются по телефону: «Мне должны были прийти 600 кранов. Кто их спиздил? Где краны?»
Еще через два квартала работает ресторан, где имеется халяльное меню. Красивые официантки в чистых белых рубашках несут к столикам запеченную форель, дораду и сибаса. Над барной стойкой вывеска — «С оружием не обслуживаем».
Рядом столовая, в которой обедают солдаты. Они пьют пиво «Сармат» и заигрывают с официанткой. Она очень юная, с наращенными ресницами, румянится от внимания и, вдохновленная им, порхает по залу.
«Ты знаешь как пользоваться ножом? — спрашивает ее солдат. — Ты точно не знаешь, как им пользоваться правильно?»
Официантка захихикала и упорхнула за шашлыком.
«Ты знаешь за что ему Героя России дали?» — спрашивает солдат своего сослуживца бурятской внешности. Бурят не знает.
«Ему оторвало ноги, и культи начали гнить. И вот за это ему Героя России дали. За гнилые ноги. За такое Героя России дают», — объясняет его собеседник.
Официантка приносит еду и, когда она уходит, солдат продолжает: «В школе у старшей все время поборы. На бумагу сдай, на принтер сдай, на занавески сдай. На 1 сентября они вообще хотели по тыще рублей училке собирать. Типа давайте подарим не цветы, а что-то красивое. Золотые сережки хотели. Но я им объяснил, что они совсем уже охуели».
Военные едят. «А я на повара-кондитера учился, — неожиданно говорит один из них. — Торты там всякие, пирожные меня учили делать».
За соседнем столиком — беременная девушка. Она громко кричит в телефон: «В женской консультации у нас нет воды, и когда будет — непонятно. И нужно со своим набором приходить — зеркало, простынка и все такое. Надо купить, сказали. Не знаю я где!»
Солдат расплачивается, записывает телефон юной официантки. «Ну вы, нерайские сынки, пошли, — командует он. — Нужно еще пулеметную сумку купить».
Свидетельство о смерти
Руины драмтеатра, где во время авиаудара 16 марта 2022 года погибли сотни мариупольцев, огорожены полупрозрачными панелями, на которых изображены русские классики — Пушкин, Достоевский, Толстой. Сквозь строчки «И жить торопится, и чувствовать спешит» видно, как экскаватор в глубокой яме большим ковшом сгребает черные камни. Сколько всего человек погибло в Мариуполе, неизвестно. Называются цифры от 20 до 80 тысяч.
Мы идем по городу и разговариваем с Татьяной, которая доказывает оккупационным властям, что ее парализованный муж — инвалид. А еще она пытается получить свидетельство о смерти своего родственника. Татьяна показывает фотографию — горсть костей, осколок черепа.
«Это все, что есть, — говорит она. — Перед тем как дом сносить, кости эти выкинули прям под окна. Знакомые нашли. Чтобы его похоронить нормально, нам нужно получить свидетельство о смерти, доказать, что это он. Мы получили ответ, — Татьяна достает бумажку и зачитывает: “От председателя Межведомственной комиссии по розыску лиц, пропавших без вести, поиску мест захоронений тел, погибших в зонах вооруженного конфликта в Донбассе. Для установления личности членам семьи умерших необходимо явиться в Республиканское бюро судебно-медицинской экспертизы в Донецке для сдачи сравнительных образцов крови и проведения дальнейшего молекулярно-генетического идентификационного анализа останков”».
Женщина прячет бумажку.
«Соседка вообще только челюсть от родственника нашла. И вот они будут эту экспертизу по челюсти проходить, — продолжает она. — Все это денег стоит. Даже на перезахоранение нужно минимум 20 тысяч рублей. И эта такая бумажная волокита. Сначала это нужно было делать, чтобы со двора родственника выкопать и на кладбище перенести, а сейчас это делают те, кто находят своих родных уже на кладбище под номерами. На эксгумацию нужно заявление следователю написать. Следователь должен написать постановление, которое утверждает прокурор. Труп выкапывают в присутствии следователя, судебно-медицинского эксперта и двух понятых. Потом нужно вот это установление личности в Донецке делать. Но за взятку можно все это быстрее и проще устроить. Еще хоронили же очень много в братских могилах. Большинство людей кости своих родных не найдут никогда. Это просто ямы, где кучей людей наваливали и засыпали. У нас под каждым домом люди лежали. Под каждым».
В разрушенном центре города почти на каждых воротах, на каждом сгоревшем доме написано «Люди, дети», «Здесь дети». На разбитых осколками и пулями деревянных воротах с надписью «Дети» прикреплен плюшевый серый слоненок. Мимо этих ворот, мимо сгоревших черных фасадов маршируют юнармейцы. Им лет 10–12. Девочки держатся за руки. У них белые банты.
В Мариуполе на месте четырех снесенных кварталов построены новые дома. Фиолетовые, желтые, зеленые новостройки среди бесконечных черных остовов зданий. Скоро обещают сдать три девятиэтажки, четыре трехэтажных дома. На улице Куприна построен большой квартал из 12 пятиэтажных домов. Они очень белые и очень красивые. Качели во дворах выкрашены в цвет российского флага. По официальным данным, около 500 семей получили квартиры в новых домах.
С двух сторон нового квартала громоздятся обугленные скелеты рынков, на одном из них — свалка сгоревших машин. На самом верху пирамиды из автомобилей — большая белая «Газель». На ней написано «Дети». Весь кузов в дырках от пуль. Над свалкой кружат черные вороны. Их вообще много в городе, как и бродячих собак.
«Иногда, когда думаю обо всех, кто умер, так жутко становится, — говорит Татьяна, — хочется плакать, выть, лаять, кусаться, голой бежать куда-то. Так с ума люди сходят, но я держусь. Я хожу на море смотреть, когда особенно плохо. Там в темноте над ним чайки летают. Темно, а все равно видно, что они белые. Как призраки. Как-то свет от них отражается. И я думаю, что может те, кто умер, могли стать этими чайками. И мне легче становится».
Последние три дня в Мариуполе почти во всех районах города были слышны громкие взрывы. Пророссийские каналы сообщают, что это работает ПВО, проукраинские — что есть попадания в оружейные склады.
«Администрация! Администрация! — пишут в каналах официальных лиц мариупольцы. — Вы хоть скажите, что это? Что делать?»
«Ничего они не скажут! — комментируют обращение местные. — Никому живые люди не нужны» .
